*Земфира внесена Минюстом России в единый реестр иностранных агентов

1998 год.

• На околоземную орбиту выведен первый модуль Международной космической станции – функционально-грузовой блок «Заря».
• «Рельсовая война». Бастующие шахтеры перекрывают крупнейшие железнодорожные магистрали.
• В Калмыкии строится шахматный город «Сити-Чесс» — аналог «Нью-Васюков» из «12 стульев».
• На прилавках всего мира появляется новое средство от импотенции – виагра.
• В России начинает полноценное вещание телеканал MTV.
• И все это сопровождается следующим звукорядом:

Пятерка событий года, которая обычно открывает «Летопись», обычно начинается с самых значительных событий года. А заканчивается – менее значительными. Так мы поступили и на этот раз, однако в 1998 году эти вещи расценивались совершенно по-другому. Широкая публика больше интересовалась не перестуком шахтерских касок по Горбатому мостику возле Белого дома, а взаимоотношениями Леонида Агутина с Анжеликой Варум. Или Лолиты с Сашей – как раз тогда распадался кабаре-дуэт «Академия». Жизнь в столицах напоминала карнавал, на котором люди заигрываются и теряют ориентацию в пространстве и времени. 1998 год – это время, когда специалист не самого высокого уровня мог получать более десять тысяч долларов в месяц. А доллар, напомним, стоил шесть рублей, а компакт на Горбушке – пятнадцать… Именно в 1998 году появилась большая часть анекдотов про «новых русских». Самих «новых русских» отстреливали почем зря. 1998 год – это время, когда почти не было новой хорошей музыки. Был, конечно, «Сплин» с «Гранатовым альбомом», был «Мумий Тролль» с «Шаморой» и «Tequilajazzz» с «Целлулоидом». Но общее впечатление от музыки оставалось сереньким – погоду делал вал невероятной халтуры, которая не заслуживала гордого звания поп-музыки. Длилось это все до 19 августа – дня, который переломил 1998 год пополам. После кризиса посыпались фирмы, упали цены, полопались репутации – он, как ураган, смел напрочь массу гнили и сухостоя. При всех потерях появились условия для здорового роста – в том числе и в музыке. Новые имена не заставили себя ждать, и первое из них было женским. В 1998 году в Москве и Лондоне девушка по имени Земфира* записывает и сводит свой дебютный альбом, который увидит свет лишь весной 1999 года.

Земфира Талгатовна Рамазанова*. Родилась 26 августа 1976 году в Уфе в семье преподавателей. Поет практически с рождения, сочиняет с 5 лет – первая песня была посвящена любимой группе Black Sabbath. 

Есть очень разные песни. Есть те, которые сразу появляются, есть те, которые ты конструируешь, и я считаю, что это тоже неплохо. И я точно знаю, что есть песни, за которые ты садишься и вообще не знаешь, что будет. Тебе просто понравился какой-то барабанный кусок, ты его расставил и дальше начинаешь составлять. Есть песни, которые рождаются единомоментно. Есть песни, например, текст которых переделывается несколько раз, а есть песни, в которых я беру куплет из одной песни, припев – из другой, и таким образом появляется одна хорошая песня.

Если рассказывать об истории дебютного альбома Земфиры* основательно, то начать надо издалека, с начала 1980-х. Тогда маленькой Земфире* исполнилось пять лет, мама ее решила, что дочке пора заняться музыкой, и отвела ее в музыкальную школу. В это же время состоялся и первый теледебют будущей звезды.

В четыре года я выступала на башкирском телевидении, после чего вся детсадовская группа смотрела это по телевизору: «Жил на свете червячок, червячок ленивый, спать ложился на бочок…»

Любопытно, что в том же 1981 году на телевидении дебютировала и группа «Аквариум». Но им пришлось дожидаться эфира почти два года.

К десяти годам вместе с музыкой появилось у Земфиры* и еще одно увлечение — баскетбол. Тренер называл Земфиру* «компьютером команды», потому что ей удавалось координировать всю площадку и быстро реагировать на сложные ситуации в игре. В 1989 году юная баскетболистка была признана лучшей разыгрывающей среди юниоров, а затем стала капитаном сборной России среди девушек.

Несмотря на нагрузку, музыкальную школу Земфира* окончила с отличием. К этому времени она уже писала какие-то песни, хотя и относилась к ним не слишком серьезно. Но свою первую настоящую вещь Земфира* помнит хорошо, и именно с нее началась демоверсия дебютного диска.

Это вообще самая первая песня мною написанная. Я написала что-то в 5 лет, но это все, знаете, за мороженое я писала. Не потому что мне хотелось писать песни, а потому что мне хотелось мороженое. Потом я писала по просьбе мамы. У неё на работе были какие-то вечера. Надо было поддержать их отдел. Потом я писала что-то лет в 14. У меня начался подростковый возраст. Я играла в переходе на Центральном рынке, накопила денег, поехала в Петербург к Виктору Цою на кладбище. Потом прошло ещё 2 года, я страшно смеялась над тем, что сочинила. По, большому счёту, «Снег» – первая песня, которую я написала. Очень хотела что-то своё и записала её на «Европе Плюс».

Надо сказать, что игра в подземном переходе, о которой Земфира* упомянула, была в подростковом возрасте неплохим способом заработка для музыкально-одаренной молодежи. Тем более, когда гитара и шапка практически всегда под рукой.

Ну почему шапка? Зачем? Есть несколько вариантов. Можно класть кофр, но кофр у меня бывал редко, потому что гитару я брала у друзей. У меня не было своей тогда. Либо же пакетик. Какая шапка? Зачем шапки пачкать? Пакет и играем.

Зарабатывала я прилично. Во-первых, невозможно играть очень долго в переходе, можно играть час, два от силы. Начинают очень сильно болеть пальцы. И вообще там очень продувает, может заболеть горло. Я тогда играла без медиатора и всё делала неправильно, поэтому играла всего часа по два. Приходила домой с фруктами. И родителям подкидывала. Они с ума сходили.

При таком способе заработка одновременно с опытом концертной деятельности (или работы на публику) нередко можно приобрести опыт общения с криминальными персонажами, точнее с мелким рэкетом.  Не с серьезным –  копеечные заработки настоящих бандитов не интересуют.  Самодеятельных музыкантов, в основном, трясут заезжие отморозки или просто шпана, которой на бутылку не хватает. Что на самом деле намного опаснее. Но вот Земфиру* как-то пронесло.

Кого-то, возможно, там и курировали, но ко мне относились на редкость хорошо. Может, голос нравился… я не знаю, что… И с меня не то что ничего не брали, мне даже давали…. Пасту зубную, мыло… как такой подарок, знак благосклонности… Плюс ещё была очень юной. Как-то странно было бы спрашивать с 14-летней девочки какие-то деньги.

В 11 классе Земфира* поняла, что пора принимать решение – либо спорт, либо учеба и музыка. Учеба и музыка перевесили, и она распрощалась с баскетболом. Говорят, что поначалу она вовсе не собиралась поступать в музыкальное училище. В старших классах девушка мечтала стать студенткой филологического факультета. Но, как-то проходя мимо Уфимского училища искусств, Земфира* решила туда заглянуть и поинтересоваться правилами приема. Выяснилось, что первый экзамен должен был состояться на следующий день.

Земфира* без труда поступила на эстрадное отделение училища, где ее сразу приняли на второй курс. Через несколько лет она вышла из стен училища с красным дипломом и целым веером специальностей — певец эстрады, преподаватель сольфеджио и хора и композитор.

Параллельно с учебой, Земфира* подрабатывала пением в ресторанах. В подобных заведениях, как известно, петь сложно, потому что люди приходят туда вовсе не затем, чтобы послушать музыку. Но это была отличная школа жизни. Каждый вечер она со своим другом, саксофонистом Владом Колчиным, ставила перед собой задачу отвлечь посетителей ресторана от тарелок и заставить их хоть немного послушать музыку.  Репертуар у вокалистки был довольно избирательный: в отличие от большинства лабухов Земфира* принципиально не пела попсу и блатняк.

Мы работали в дорогих ресторанах. Всего я работала в трех или в четырех. Дорогие рестораны и публика была более менее. То есть это не были такие, знаете, старые вокзальные, привокзальные ресторации. Репертуар выбирали мы себе сами. Так как мы с моим саксофонистом были выпускниками джазового училища, где, наверное, треть программы, а, может быть, и половину, составляли какие-то джазовые композиции, треть программы точно была инструментальной. Какие-то саксофонные темы, которые он исполнял на саксофоне, я лишь аккомпанировала на клавишах. Ещё треть джазовой темы в вокальном исполнении, и оставшаяся треть, уже на мой вкус. Репертуар разный, от группы «Boys II Men» до Владимира Преснякова. Очень часто сейчас бывает: еду в машине, и вдруг какая-то старая песня играет, и я часто говорю, что эту песню пела.

К тому моменту Земфира* уже активно писала собственные песни, и иногда, но очень редко играла их для ресторанной публики.

Был опыт у меня, но, когда было совсем мало народу, и уже накануне моего окончательного ухода из ресторана. Я позволила себе сыграть две или три песни, может быть, два или три раза. Никакого резонанса это не вызвало, и я в общем-то играла для себя.

Кстати, не всегда выступления в кабаках проходили спокойно. Однажды музыка, исполняемая Земфирой* в ресторане, не понравилась местным бандитам. Они предложили исполнить что-нибудь в стиле «Гоп-стоп», на что Земфира* отреагировала парой фраз в резкой форме с четким содержанием. Обиженные братки решили отомстить строптивой певице и несколько раз выстрелили в нее. К счастью, по пьяни стреляли они плохо. Охрана вынесла всю компанию за порог. На рассвете девушка вернулась домой целая и невредимая – хотя могла и не вернуться. Но делать нечего – музыкальные принципы дороже. А в голове у Земфиры* крутилась тогда совсем не «гоп-стоп, мы подошли из-за угла», а совершенно другая музыка. Например, такая:

Очень наивно и смешно сыграна, но такой максималистский текст. Но красивая. Конечно же, она имеет реальных героев, так же как и «Ромашки», и «Синоптик», и «Снег». По-моему, я написала ее на фортепиано. Потом уже, придя на репетицию, парням говорю: «Вот новая песня». И мы ее сыграли уже на гитарах — положение обязывало. 

Ближе к 1998 году Земфира* потихоньку начинала вынашивать идеи записи своих песен и собирать для этого музыкантов. Басиста и клавишника искать не пришлось – они нашлись прямо по месту работы, – а вот с поисками остальных пришлось-таки потрудиться:

Вот мой клавишник, у него был свой проект. И в рамках Уфы они были очень популярны. Это был квартет из 4 мальчиков, как «Отпетые мошенники». Женщины и девушки за ними бегали. У басиста был наоборот индастриал-проект. Их любили очень жёсткие парни. Они тоже были достаточно популярны в масштабах Уфы, но так как я их обоих забрала себе, эти два проекта канули в Лету. Наш гитарист Вадим играл во многих группах, и после очередной какой-то солянки, праздника, он просто подошёл и сказал: «Хочу у вас поиграть». Мы, разумеется, обрадовались, потому что гитаристов у нас не было. Один он. Тогда, конечно, не стоял вопрос, чтобы смотреть, как человек играет, что он играет. Главное, что есть человек.

Но все это будет несколько позже, и день рождения группы еще впереди. А пока же, прекратив выступления в переходах, Земфира* решила устроиться на настоящую работу. В конце концов ей повезло — ее взяли на уфимскую «Европу Плюс». Помимо заработка местная студия давала возможность записать свои песни. А времени для этого было довольно много. Надо сказать, что работа регионального отделения станции сильно отличается от работы её столичного офиса.

У нас не было своего плейлиста, мы были по сути ретранслятором. Мы лишь вставляли свою рекламу, и нам выдавали две часовые передачи – песни по заявкам и ещё какая-то авторская передача уфимская, я не помню. В одном месте находился офис, который отвечает за рекламу и за зарплаты. Где-то, например, метрах в восьмистах, находилась вышка. Там сидели люди и выходили на эти два часа в эфир. Я сидела, разумеется, в офисе, где писали рекламу.

Тем и хороша была работа на «Европе Плюс», что не было никакой официальной работы. Даже были такие варианты, что, если у меня не было денег, я могла подойти к директору и сказать: «Сергей, дай мне, пожалуйста, денег! Мне хочется курить и есть». Он мне давал денег, и я шла и как-то справлялась. Это была достаточно сдельная работа. У меня был некий круг обязанностей. Мне нужно было периодически петь рекламу, но ведь рекламу можно спеть и за две минуты, а потом отдыхать весь день. Была ещё такая обязанность — заниматься с 3-мя девочками – у нас было трио «Карамель» – занимались якобы вокалом для записи их собственного материала. В итоге закончилось тем, что я за них в общем-то спела всё. Потом эту кассету даже выпустили в Уфе тиражом 10 тысяч экземляров что для Уфы очень прилично. Те, кто хотел заработать, заработали, и на этом проект закончился…

Офис Земфириной* радиостанции располагался на первом этаже девятиэтажного общежития. Так как помимо Земфиры* радиостудию использовали с этой же целью еще очень много народу, в свободное от записи время люди загорали на крыше здания. Если, конечно, дело было не зимой.

Мне было очень удобно, потому что в тот период времени собрались люди, которые создали то ли атмосферу, то ли компанию… Там все что-то писали, у всех были какие-то свои проекты, эти проекты постоянно менялись, кто-то переходил в одну группу, кто-то в другую. Я, например, умудрялась петь бэк-вокал аж в четырех группах. И так как, все мы чем-то занимались, мы сделали так, чтобы всем было удобно записывать. Неважно, в каком стиле ты работал. Единственное, у нас не было возможности писать живые барабаны, поэтому в моих демо он отсутствует.

Именно в студии радиостанции и родилась фраза, давшая название одной из главных песен пластинки, и впоследствии, после выхода альбома вошедшая в лексикон молодежи – «Привет, Ромашки!».

Я так здоровалась какое-то время, когда приходила на радиостанцию. Может быть даже из «Незнайки», он у меня один из любимых мультипликационных персонажей. Соответственно, повесть Носова про «Незнайку на луне», я считаю, отличным произведением. По-моему, там есть эта фраза, но я это поняла уже после того, как меня в этом уличили. Просто я помню, что я очень часто приходила на радиостанцию и говорила: «Привет, ромашки!». Здоровалась таким образом, а дальше уже шёл, как это модно нынче говорить, поток сознания.

Она написалась сразу. В очередной раз села вечером за пианино. Делать было нечего. Песню что ли записать. Когда я сажусь за пианино, я же не пианист… я так, «тумпа-тумпа, привет, ромашки…». На следующий день взяла, вырвала барабаны у The Chemical Brothers, сверху пианино. Получилось жутко… Представляешь, The Chemical Brothers, сверху «тумпа-тумпа» и я: «Привет, Ромашки!». Там мне текст нравится кстати, ни к чему не обязывает.

Денег на радио не платили. Средняя зарплата до кризиса составляла примерно 25 долларов США. Приходилось совмещать радио с рестораном, где, собственно, основные деньги и зарабатывались. Но зато на радио можно было обзавестись кое-какими навыками работы со звуком. Земфира* познакомилась со звукорежиссером Аркадием Мухтаровым, который слыл в городе большим знатоком компьютеров. Он научил певицу работать с музыкальными программами и помог записать несколько песен. Параллельно Земфира* готовилась к выступлению на какой-нибудь концертной площадке, и вовсю репетировала с набранными музыкантами.

Появились репетиции. Очень похабная вещь, скажу я вам. У меня барабанщик выпивать любил, да и ещё там люди были, все любили выпивать. А репетировали, разумеется, на «Европе Плюс». И все знали, что, если репетиция – значит, есть что выпить. И подтягивалось немереное количество человек. Меня в какой-то момент это стало раздражать, я поставила жёсткий ультиматум, очень сложно было так репетировать.

Первый концерт состоялся в 1998 году, в Уфе на центральной площади города перед Дворцом Спорта.

Был июнь или июль. Лето. Был праздник компании «Philips», с московскими гостями в лице группы «Рондо». Плюс, решили добить какими-то уфимскими группами. Нас поставили прямо перед группой «Рондо». Такой вот сразу аванс, кредит доверия. Вроде как, предпоследние перед самими москвичами. Обосрались мы страшно. У барабанщика слетели тарелки прямо со стоек. А человек, который помогал барабанщику, так называемый техник, пытался кидать эти тарелки и попасть на штыри, как кольцеброс такой. Гитариста у нас тогда не было. На гитаре играла я, а профессионалы знают, что на гитаре я играть не умею. Это всё бутафория, я пианист. Но пианист у нас уже был, поэтому мне пришлось играть на гитаре. Как раз на этом концерте к нам подошёл Вадим, который потом стал гитаристом. Еще, что характерно, я играла сидя, потому что у меня не было ремня для гитары. Выступление длилось где-то минут 30-40, достаточно много, согласитесь, для дебюта. И я на сцене поймала себя на мысли, что хуже ну просто не может быть. Это меня как-то так завело, что я последнюю песню в своем сете – это была «Не отпускай» —  спела очень хорошо. Спела, и поняла, что я молодец. После чего группа «Рондо» 20 минут намеренно не выходила на сцену, потому что Саша Иванов, к тому времени, петь перестал вообще. А я спела наоборот очень хорошо, как раз разозлившись, что всё вокруг плохо. Вот такое было первое выступление.

Тогда страна не заметила появления новой звезды. Потому что интересовалась страна совершенно другими вещами. Причем происходившими на другом конце мира. В июле 1998-го стажерка Белого дома Моника Левински давала показания Комиссии независимых адвокатов, а весь остальной мир наблюдал за этим, пуская слюни. Следствие выясняло, почему голубое платье Моники местами стало синим, и при чем тут действующий президент США Уильям Джефферсон Клинтон. Никогда еще грязное белье первых лиц государства не обсуждалось столь публично и унизительно. В своем роде это был символ развития Соединенных штатов в конце ХХ века – от розового платья Жаклин Кеннеди, залитого кровью, до голубого платья Моники Левински, забрызганного, сами понимаете, чем. Может, кто-то и расценил эту историю как победу демократии – но даже в США она скорее вызывала омерзение.

У нас же Клинтону сочувствовали совсем открыто. Была, например, акция «Московские поэтессы в поддержку Билла Клинтона»: дамы читали стихи, а потом снимали с себя какой-то предмет одежды и опускали его в стиральную машину. Земфира* поддерживала не нашего президента вместе со всей нашей страной.

Да Клинтон отличный парень. Чтоб нам такого президента! Саксофон! Минет! Всё, как у людей. Господи, а что в этом такого, знаешь, несуразного? К тому же не инопланетянка это делала! Вполне нормальная женщина. Покажите мне мужчину нормальной ориентации, который этого не делает! Я думаю, что всё нормально. Мне вообще не нравятся хорошие люди. Знаешь, такие внешне идеальные люди мне крайне не нравятся.

Клинтону перестали сочувствовать очень скоро: когда начались бомбардировки Югославии. Тогда пришла очередь плакатов типа «Монику – можно, Сербию – нельзя». А наша героиня к тому моменту уже была звездой, и ее следующая песня звучала, наверно, из доброй половины всех магнитофонов страны.

Песня «Синоптик», была написана одновременно, в одну ночь с песней «Припевочка». В субботу или воскресенье, в один из «weekendов», когда, все мои коллеги по радиостанции сорвались и уехали на горнолыжный курорт в Миньяр, в ста километрах от Уфы. Я очень обрадовалась обрадовалась этому. Хотя я люблю кататься на лыжах и у меня была возможность с ними поехать. Но я осталась, потому что это был один из тех редких моментов, когда на радиостанции никого нет. Мне выдали ключ, чайник и сказали: «Будешь здесь старшей». Я была одна двое суток, естественно, домой не уезжала. Написала там несколько песен, из которых две вошли в первый альбом.

В подростковом возрасте у Земфиры* часто возникали проблемы со здоровьем. Точнее, с ушами. Болезнь довольно опасная, грозящая разрушением барабанной перепонки – можете себе представить, каково это для музыканта! Самое неприятное в этом недуге то, что полностью излечиться от него невозможно. Уже в годы звездной карьеры Земфира* иногда отменяла концерты и ложилась в больницу. Раньше, когда она была более свободным от общества человеком, больничная койка в ее жизни возникала куда чаще.

«Румбу» я написала в больнице. Я часто там лежала. У меня сложились очень хорошие отношения с врачами одной из больниц города Уфы, больницей № 13. Мы дружили. Когда мне хотелось сменить обстановку, я просто говорила: «А не дадите ли вы мне палату полежать?». Мне давали. Потому что у меня всегда есть проблемы с ушами, и диагноз всегда позволяет мне лечь в больницу. Я ложилась, и таким образом, отдыхала там. Не то что от родителей, меняла обстановку, скажем так. 

Я ходила в эту больницу как к себе домой, потому что у меня там работали друзья, и эта больница, нужно заметить, располагалась в замечательном месте. Там был очень красивый сквер, старые сталинские дома, золотая осень, люди хорошие… Кстати, я лежала исключительно с гитарой. У меня была палата двухместная, на одной спала я, на другой находилась моя гитара. В один из разов, я даже умудрилась приволочь компьютер в больницу. В общем вела себя там достаточно вольно. В больнице я написала немало песен, надо заметить. Песня «Непошлое». Её я тоже написала в больнице.

В свободное время для больных я не вылазила из палаты. Я знаю точно, что больные, приходили к двери и там «грели уши», потому что несколько раз, когда выходила по своим делам, открываю – а они врассыпную. Видимо, было там со звукоизоляцией не всё в порядке. Стояло у меня сразу за окном дерево, и можно долбиться на любую из веток, зафиксироваться и писать…

В начале 1998 года Земфира* имеет в багаже уже 30 записанных песен в студийном компьютере и решает наконец-то сделать пробную вылазку в Москву.

Я, в мае, по-моему, сидя в Уфе, сказала: «Стоп! Хватит! Поехали в Москву…». Действительно, у меня на руках был диск с этими 20-30 песнями и я решила, что пора ехать в Москву и кому-то его впарить… Здесь ещё очень важный момент, когда я играла в ресторане, с периодичностью раз в неделю, появлялись такие умники, которые напьются, подойдут и скажут: «Девушка, вы так хорошо поёте! Почему бы вам не уехать в Москву?». Меня это страшно раздражало. По понятным причинам. В конце концов они меня достали. У меня конкретных планов не было, но я понимала, что вся моя последующая жизнь будет связана с музыкой. Даже когда я занималась какой-то мелкорозничной торговлей, я все равно ездила в Москву, покупала барабанные палочки, струны для скрипок – это всё касалось музыки… Больше я ничего делать не умею, к сожалению. Решила и поехала.

У меня в Москве жили родственники, кстати. Один из них работал в КГБ, и я решила к нему не ездить. Взяла какой-то первый попавшийся адрес, приехала к девушке, осталась у нее на неделю что ли. Тогда, где-то рядом был «Максидром». Второй или третий по счёту, я не помню. К этой девушке, у которой я остановилась, приехали две журналистки из Питера на этот фестиваль. Они заваливаются, тут же стали чё-то орать, щебетать. Я высовываюсь из-под одеяла и говорю: «Может, хватит орать? Тут люди спят». Они говорят: «Ты кто такая?». Я ответила им, что я звезда и поэтому попрошу разговаривать со мной аккуратно. Они, естественно, взъерепенились. Девушка, у которой я остановилась, выдала им диск. Они послушали, им понравилось. И они впарили его в этот же день, на этом же «Максидроме» Лёне Бурлакову. Я уехала обратно в Уфу, и спустя неделю мне позвонили.

Девушки действительно впарили диск, и действительно продюсеру Леониду Бурлакову. В тот момент он занимался делами группы «Мумий Тролль». Вдвоем с Ильей Лагутенко они все-таки послушали эту запись – и песни их, что называется, торкнули реально. Хотя надо сказать, что взгляды Земфиры* и Бурлакова на материал сильно расходились.

Лёня Бурлаков сыграл достаточно важную роль. Помню случай, когда он настаивал, чтобы не было в альбоме песни «Синоптик», я же настаивала, чтобы не было песни «Аривидерчи». Не знаю, почему настаивал он, могу сказать, почему настаивала я. В итоге остались и песня «Синоптик», и «Аривидерчи», но не стало песни «Не отпускай», которая появилась только во втором альбоме. Никто никого не зажимал, и было всё обоюдовежливо.

Честно говоря, я очень импульсивный человек, конечно, не считаю себя человеком глупым, но очень многие поступки – это следствия каких-то моих порывов. Возможно, позже, когда я начинаю анализировать, я вижу совершенно чётко свои ошибки и так далее… Вряд ли можно вести себя неестественно, если тобой руководят порывы. Я просто обиделась, что его не устроило какое-то количество моих песен, и я подумала: «А не пойти ли тебе с твоим «Мумий Троллём», и вообще…».

Как выглядели те 30 песен, которые передала Бурлакову Земфира*, сейчас уже не вспомнит никто. Хотя Земфира* говорит, что где-то в компьютере у неё это все есть. Эх, знали бы те две девочки, что за диск они передают Бурлакову, и кем станет Земфира* через год, сделали бы копию диска, и толкнули бы на Горбушке, и сделали бы бизнес! Итак, после горячих споров с Бурлаковым в первый диск из тех демо вошли следующие песни: «Аривидерчи», «Земфира*», «Почему», «Румба», «Снег».

Некоторые песни типа «Не Отпускай», «Прости меня моя Любовь», и «Zеro» вошли уже в следующий диск. Что-то, как песня «Паранойя» — в третий альбом певицы. Одна из песен – «До свиданья» – вышла синглом в августе 2000 года. Еще одна вышла очень ограниченным тиражом и только на аудиокассете – как подарок всем пришедшим на концерт в Горбушке на Рождество 2000 года. Впрочем, пираты быстро растиражировали ее на множестве сборников типа «Вечеринка у Земфиры*».

Ну а многие из тех песен так и не вышли до сих пор. Однако, примерно половину материала дебютного альбома Земфире* пришлось сочинять уже после того, как Бурлаков послушал демозапись и принял решение о выпуске диска.

Потому что он мне сказал: «Маловато. Хочу сделать альбом сплошь из хитов». А мне, конечно, казалось, что у меня все хиты. Ему так не казалось. Я обиделась страшно. Уехала в Уфу. Возможно, эта обида простимулировала меня на написание ещё хитов, я не знаю. В итоге спустя месяц я отправила ему последний раз мини-диск. На котором была песня «А у тебя СПИД – и значит мы умрём». Лёня сразу подумал, что я больна СПИДом и что нужно срочно записывать, пока я не умерла. Поэтому он срочно вызвал меня в Москву, и мы практически в сентябре стали записывать.

Начать работу планировали в сентябре, но тут – рвануло. Собственно, нехороший ветер подул еще весной – когда убрали, казалось бы, непотопляемого премьер-министра Виктора Черномырдина. На его место назначили молодого и мало кому известного Сергея Кириенко, тут же получившего прозвище «Киндер-сюрприз». Собственно, Кириенко как раз и позвали затем, чтобы отсрочить кризис. Он и отсрочил – но избежать его не мог. 17 августа было объявлено об отказе государства платить по ГКО. Проще говоря, Российская Федерация объявила себя банкротом, а русский язык познакомился со словом «дефолт». Прелесть этого знакомства народ оценил не сразу. Лишь через неделю, 24 августа, был отменен валютный коридор – и доллар взлетел с 6 до 24 рублей. Ущерб, нанесенный экономике, был огромен. Людей, в одночасье потерявших работу, и по сей день не счесть. Деньги кончились у всех и сразу. Но, тем не менее, работу над альбомом Земфиры* было решено продолжать.

Это было сразу после кризиса. Вы не поверите. Этим самым меня Лёня, наверное, купил, в хорошем смысле. Я подумала: «Надо же, какой человек». Я и сейчас так думаю. Лёня – это человек, который вовсе не из-за денег, как может показаться. Он действительно верит. Если он верит, он будет делать. Неважно дефолт тут, или ещё что-то, или 11 сентября… он будет делать. Это сработало ему в плюс. Несмотря на этот дефолт, который всю страну опрокинул на лопатки, он взялся за это, потому что он верил. Этот факт, конечно, очень меня расположило к нему.

За неделю до кризиса народ побаловали в последний раз – показали ему настоящих The Rolling Stones! Дело было на Большой спортивной арене Лужников 11 августа 1998 года. Билеты с руками не отрывали – они были дорогими, да и, говоря по правде, в нашей стране «роллинги» по популярности никогда с «битлами» и рядом не стояли. У нас все-таки ценят мелодию, а не ритм. Тем не менее шоу устроили по полной – включая знаменитый выдвижной мост, на котором выплясывал Мик Джаггер.

Впечатление от концерта, однако, в прямом смысле слова подмочил проливной дождь. Разогревающую группу «Сплин» народ тоже принял без восторга. Это понятно: все-таки впереди были The Rolling Stones, великие и ужасные, и народ ждал только их!

Была, со всей группой. Мы сидели на самом последнем ряду, и ужас — к нам долетал звук через 5 секунд после изображения. Никакого вразумительного ощущения у меня не осталось, кроме того, что это п****ц, как дорого всё. Когда у них там выпал этот мост, а я всю группу потащила. Где-то нашла деньги на билеты. Как-то всё это срастила, но ничего вразумительного сказать не могу. Очень сложно рассуждать про The Rolling Stones. Это вам не Черномырдин в конце концов. Ну вот сами подумайте! Что сказать про The Rolling Stones? Он — сумасшедший, он – псих!  Гениальный, в общем-то.

Надо сказать, что тот концерт посетило много столичной «богемы», которые всего через год будут в поте лица писать пасквили на Земфиру* – и в то же время ручкаться с ней на всевозможных мероприятиях и восхищаться её песнями. Так уж заведено в мире шоу-бизнеса. Черт его знает, почему.

Как раз песня из разряда тех, которые у меня сложились из двух, то есть куплет был из одной песни, а припев из другой. В результате получился удачный симбиоз. В первоначальном варианте, она была медленнее раза в полтора, может быть, когда она стала шустрее, она выигрышнее стала смотреться. Это позволило нам снять на неё клип. По-моему, эту песню очень любили Капитолина Деловая и Борис Зосимов… А, и Отар Кушанашвили.  Каждый раз, как я их видела, они мне постоянно начинали говорить про эту песню, уже даже не смешно.

После выхода пластинки, летом 1999 года Земфира* даст единственный концерт в Уфе, на котором будет снято концертное видео песни «Почему».

В момент, когда уже вышла пластинка, мы приехали с концертом. Мы выступали в выставочном комплексе ВДНХ, пришло, наверное, тысячи три-четыре человек. Концерт, я считаю, был удачный, мы спели 50 минут где-то. И сняли всё это на какие-то камеры, на Мосфильме, бытовой обычной камерой. По-моему, весёлый клип. Мне нравится. Я очень, помню, старалась на концерте, это в общем-то видно в клипе.

Но все это будет только через год, а пока же, летом 1998 года Земфира* подписывает контракт, собирает свои вещи и переезжает в Москву для записи своего дебютного альбома. В последний момент, на память, Земфира* решила прихватить из студии радиостанции маленький сувенир. На счастье…

История такая. Мы репетировали, стоял этот пульт и тут значит сгорело несколько каналов, и на меня наехал учредитель, некто Фаиль. Он сказал: «Вы что обалдели?! Идите и наладьте!». Я нашла ремонтника, он продиагностировал этот пульт и сказал, что ремонт обойдётся тебе в 400 долларов. У меня, конечно, таких денег не было, и я обратилась за помощью к своему старшему брату. Объяснила ситуацию, сказала, что, я действительно облажалась, нужно помочь мне наладить этот пульт. Кроме того, что я его сломала, мне надо дальше репетировать, а больше пультов нет. Он мне помог. Мы отрепетировали у гражданина Петрова. Потом, я подошла к этому Фаилю и говорю: «Ну, хотя бы половину стоимости мне дай, потому что всё-таки, я его отремонтировала». Он сказал, что ничего мне не даст. Это и позволило мне, в одну из тёмных ночей, забрать его и свинтить в Москву. Кстати, об этом пульте меня спрашивали четыре года к ряду. Ну, не меня конкретно, а каких-то людей, которые со мной связаны и всё время Фаиль говорил им: «Вы спросите у Земфиры*, что там с  пультом?».

14 декабря 1998 года в Москве на частоте 101,7 FM открывается новая радиостанция — «Наше Радио». Огромный пласт музыки, о котором страна, казалось, почти забыла, снова становится актуальным. Основу вещания радиостанции составил русский рок – и оказалось, что у этой музыки немало поклонников. Причем среди них были не только малолетние панки с Арбата, но и вполне состоявшиеся и состоятельные люди, которые лет 15 назад были точно такими же арбатскими панками. Таким образом, и с коммерческой точки зрения новый формат оказался вполне обоснованным. Это дало возможность рисковать, то есть делать ставку на новые, никому не известные имена. Отцы-основатели «Нашего Радио» формулировали свою концепцию так: «Самая полная коллекция рок-н-ролла и все модное в нашей музыке сегодня», благодаря чему в эфир смогло пробиться множество молодых команд. Музыканты конца 1990-х, естественно, оказались непохожими на восьмидесятников – они выросли в других условиях, они слушали другую музыку, по-другому играли и записывались. Их было немало, но, пожалуй, самым громким дебютом года оказался именно первый альбом Земфиры*.

Нужно понимать, что я изначально относилась очень настороженно к положительной реакции, что может быть странно. Хотя, на самом деле, это очень даже естественно, потому что, когда человека резко все начинают хвалить, это вызывает подозрение. Летом 1999-го меня все это раздражало. Был какой-то дикий ажиотаж вокруг меня. Все что-то носились, я ехала в обычных рейсовых автобусах в это своё Солнцево, и стояли люди, и в плеерах слушали через одного мою кассету. А я еду и думаю: «Что за х***я…?. Вам что, больше нечего слушать?» Меня немножко всё это настораживало.

А если говорить о том, что проснулась знаменитой, там была такая ситуация: Лёня выждал паузу, и первый концерт я дала через три месяца после выхода пластинки, 1 сентября 1999 года. Тогда я, конечно же, поняла, что я популярна, потому что когда 50 000 человек поют твою песню на площади на Васильевском спуске… против этого сложно найти аргументы.

А пока вернемся в осень 1998-го года, в которой, стащив с уфимской радиостудии 16-канальный пульт, Земфира* отправилась в Москву для записи своей дебютной пластинки, и, сама того не ведая, приближалась к всенародной славе. Навсегда в прошлом остались рестораны, подземные переходы и больницы. Подписав с Леонидом Бурлаковым контракт на выпуск диска, Земфира* была вынуждена дописать для него часть песен, так как, по мнению продюсера, набор получался недостаточно хитовым. Среди дописанного материала оказалась песня, которая и откроет Земфиру* российскому слушателю. Через каких-нибудь полгода.

Прекрасно помню — лежу ночью у себя на кровати, моя голова гудит, потому что Лёня мне сказал, что у меня не хватает хитов. Он же хочет хитовую пластинку. И у меня постоянно голова работала, работала, работала, родилась эта строчка «…а у тебя СПИД, и, значит, мы умрём…». Мне было очень лень вставать за диктофоном, но я себя заставила встать. Очень быстро наговорила оставшиеся два куплета. Пришла на следующий день к парням на репетицию и сказала: «Вы можете смеяться, можете не смеяться, но это хит. Играем очень просто «тум па ту тум па», как «Мумий Тролль», но это хит». Мы, в общем-то, смеялись, но это чистой воды конъюнктура. За исключением того, что в куплетах я в-общем писала, так как мне хочется.

Скандальная по содержанию песня «СПИД» стала первым радиосинглом с будущей пластинки. Она вызвала множество подчас полярных откликов, но равнодушным не остался никто. При этом песня попала в эфир не одной, а сразу нескольких радиостанций, что было очень почетно для начинающего музыканта.

Её запустили на радио «MAXIMUM», и там есть такая рубрика, один на один песни соревновались. Одна неизвестная песня неизвестной группы и другая неизвестная песня неизвестной группы. Меня запустили с группой, прости Господи, «МЭD DОГ». К счастью, мои таланты побольше — я проиграла! 60 процентов против 40, что-то такое. Лёня страшно злился, хмурился и говорил: «Как же так…». У него какие-то планы и прогнозы, и он очень насторожился. А потом как-то всё нормально покатилось.

Справедливости ради надо отметить, что первые радиоэфиры песен Земфиры* состоялись не на столичных радиостанциях, а на той самой, родной уфимской.

Помню даже свои первые ощущения, когда впервые слышала песню по радио. Но здесь вещь такая, ведь я и на радиостанции пользовалась служебным положением и говорила: «Ну-ка поставь, Марина, мою песню в эфире», обращаясь к диджею. И она ставила демоверсии моих тех песен, поэтому я не впервые слышала песню по радио.

Напомним, что именно песня «СПИД» послужила толчком для продюсера Леонида Бурлакова к скорейшему началу записи диска. 

Какой вопрос встает перед всяким гостем, приезжающим работать в столицу? Конечно, квартирный. Встал он и перед Земфирой*, и перед её музыкантами. И здесь не обошлось без участия Бурлакова, который имел достаточный опыт в решении жилищных проблем гостей из Владивостока.

Первое время мы вопрос решили так. Лёня как-то своими силами решал. Весь «Мумий Тролль» в то время базировался в микрорайоне Солнцево. Пусть вас это не пугает. Они все тоже приезжие, половина из Владивостока, а Илья вообще жил в Англии. И мои музыканты жили у участников «Мумий Тролля», а я жила у Лёни в одной из комнат. Вот потом, уже когда появилось сведение и так далее, мне сняли квартиру в том же Солнцево. Так что все мы — из Солнцево.

Мне было очень неудобно, когда начались все эти интервью и бесконечные съёмки в Останкино. Меня же обязали дать какое-то определенное количество интервью, и мне приходилось ездить каждый день. Я чуть с ума не сходила, потому что путь от Солнцева до Останкино – это то же самое, что путь из Уфы в Стерлитамак — такой город в Башкирии.

Столичные расстояния и городской общественный транспорт, разумеется, расшатали бы нервы и менее чувствительной натуре, так что вполне вероятно, эти каждодневные мотания тоже сыграли свою роль в формировании имиджа Земфиры* как взбалмошной и скандальной звезды.

Это я писала дома. Дома была мама. Она смотрела сериал, а у нас была дома стенка, чешская какая-то. Там стоял такой предмет, типа серванта. Хрусталь, а сзади — зеркало. А у меня была очень маленькая комната. Пианино, кровать, да стул. Я всё время выходила в зал и смотрела на себя в зеркало. Я таким образом сочиняла. Мешала маме, которая смотрела сериал. Она меня постоянно пинала и говорила: «Уйди, уйди!». Причём я говорила: «Мама, я пишу песню». Она: «На эти песни колбасы не купишь. Иди отсюда». (смеется) Песня такая автобиографичная, дерзкая. Мне, видимо, было необходимо любоваться собой, что ли…

Одним из самых больших скандалов, связанных с Земфирой* в 1999 году, была легенда о том, что певица выходит замуж за лидера группы «Танцы Минус» Вячеслава Петкуна. Для усиления эффекта журнал «ОМ» провел фотосессию с музыкантами. Земфира* была в свадебном платье, а Петкун – как бы в костюме жениха. Эта тема стала главной сенсацией нескольких месяцев, пока не выяснилось, что ребята просто пошутили.

Скандалы 1999-го, впрочем, связаны не только с музыкой, но и с литературой. Пьедестал почета самых читаемых российских авторов в 1999-м выглядит так: Пелевин – Сорокин – Акунин. Последний прославился серией детективов про Эраста Фандорина, к уже изданным «Азазели» и «Смерти Ахиллеса» прибавился «Левиафан». Люди с крепкими нервами и еще более крепкими желудками распробовали «Голубое сало» Владимира Сорокина, а главным книжным событием года становится очередной роман Виктора Пелевина “Generation P”. Жесткая сатира на рекламный бизнес становится суперпопулярной, и книга расходится тиражом свыше 170 000 экземпляров. 

К Пелевину отношусь с большим уважением. Более того, у меня даже есть песня, которая официально не издана. В сети бродит какое-то количество неизданных песен. И одна из них называется «Мистер Пелевин». По мотивам книги Пелевина «Жизнь насекомых». Кстати, у него эта песня есть. Я, по-моему, её отослала ему…

Московская часть работы над альбомом началась с записи песен на студии «Мосфильма». Огромная и роскошно оборудованная тон-студия впервые пустила в свои двери рок-н-ролльщиков еще за десять лет до того – во время записи саундтрека к фильму «АССА». Тогда Гребенщиков и компания от «Мосфильма» просто плевались. Потому что местные звукорежиссеры и сами ничего не умели, и музыкантов пытались переучивать. С тех пор люди на «Мосфильме» сменились, и Земфира* очень внимательно наблюдала за тем, что они делают. И старалась запомнить абсолютно все.

Я изначально себя очень настраивала ничему не удивляться и вести себя очень гордо и независимо. И считаю, что справилась. Были какие-то казусы. Мне поставили четыре микрофона, я удивилась и задала совершенно глупый вопрос… спросила: «Мне что, во все четыре петь?» Мне сказали: «Нет, Земфира*, мы будем выбирать, которые тебе подходят». Какие-то такие вещи. Плюс на «Мосфильме» студии расположены таким образом, что пульт, и звукоинженеры, и все остальные сидят на первом этаже, а музыканты находятся на третьем этаже. Есть три комнаты: в середине — барабаны, справа – бас, клавиши, слева – гитары, голос. И они все разделены стеклянными перегородками. И когда я носилась во время записи, несколько раз, естественно, врезалась лбом в эти перегородки… очень сильно… и мне сказали, что я не первая и, конечно, не последняя. Люди в возбуждении бегают и не замечают стекло, стукаются об эти стёкла лбами. У меня возникла мысль, и я побежала к басисту и… (смеётся) меня остановил пластик…

Параллельно с процессом познания азов профессиональной звукозаписи шел процесс признания авторитетов в области аранжировок. Иногда приходилось идти на поводу у мэтров, сгибаясь, видимо, под давлением опыта оных. Так было, например, со следующей песней.

Очень люблю эту песню. Помню, что в записи этой песни мне помог мой клавишник – Сергей Миролюбов. Мы записали её за ночь. То есть я её написала, как-то там наковыряла и решила сделать её хорошо. Там такое пианино, как у Раймонда Паулса, и эта песня явилась камнем преткновения в моих отношениях с «Мумий Троллем», потому что Лагутенко страшно не нравилось это соло, и он постоянно говорил: «Раймонд Паулс?!». Я говорила: «Что ты имеешь против Раймонда Паулса? Это отличный композитор». Где-то мы не сошлись вкусами.  

Какая ситуация, я всю ночь пишу, утром я просыпаюсь, мне нужно приехать домой, показаться маме на глаза. Естественно, я всё время шаталась с плейером, и в этом плейере я слушала то, что за ночь наваяла. Эту песню я слушала целую неделю. В общем-то, это рекорд. Потому что обычно хватает двух-трёх дней. Всё послушал – отболел, дальше пошёл. А эту слушала неделю, она мне очень повышала настроение. Потому что утром выходишь, люд едет на работу, а ты едешь домой спать и слушаешь песню про трамвай – мне нравилось.

Когда материал альбома был записан, музыкантам было предложено заняться сведением песен не на «Мосфильме», а совсем в другом месте. Нисколько не сомневаясь в талантах и больших возможностях Земфиры*, тогда еще никому не известной певицы, продюсеры сняли для сведения ее дебютного альбома одну из лучших лондонских студий…

Студия шикарная, в самом центре Лондона, три этажа. Обычно входишь в студию, висят всякие рамочки, в них пластиночки тех людей, которые там записывались. Пластинки там были везде, но из того, что я запомнила – Sweet, Placebo, Savage Garden. Очень серьезная студия. Комната отдыха — обязательно игровая приставка, музыкальный центр, телевизор. Каждый день на столе фрукты. И настоящий «Steinway», это рояль, на котором, когда уставали уши, я уходила и играла.

Как и на «Мосфильме», работая в лондонской студии, Земфира* старалась извлечь из творческого процесса максимум пользы для себя. Забегая вперед, скажем, что полученный тогда опыт ей очень пригодился при записи следующего альбома. Осложнялось все только языковым барьером – с английским у восходящей звезды было плоховато.

Не очень хорошо, признаюсь. Я и в русском-то в своём, честно говоря, сомневаюсь. Тогда, в первую поездку я ездила с Лёней и с Ильёй. Илья на английском — очень бегло, и Лёня говорил нормально, поэтому мне не очень нужно было на нём вообще говорить. Мы ехали туда с определённой целью — свести альбом. Если учитывать, что я вообще не знала, что такое свести, что это за термин такой, у меня была довольная большая нагрузка на мозг, и мне было не до англичан, и не до английского языка. Меня совсем другие вещи занимали. Я проводила там по 12 часов в день. Две недели, грубо говоря, было 14 песен, одна песня – один день сводится. Другое дело, что к концу этих двух недель я кое-что начала понимать, что уже хорошо. Я уверена точно, что есть люди, которые могут смотреть на это годами и ни фига не понимать. У меня была цель, мне очень хотелось всё это понять и участвовать в этом процессе. Меня не особо спрашивали. Прямо скажем, меня вообще не спрашивали, мне просто говорили: «Good?». Я отвечала: «Ну гуд, наверное». 

Несмотря на слабый английский, на первых демо-кассетах Земфиры* присутствовали и песни с частичным использованием «инглиша», и полностью на нем, однако в дискографию Земфиры* они так и не вошли.

Среди прочих в Лондонской студии была записана и песня, написанная, как мы уже знаем, в один из уикэндов на уфимской радиостанции, когда все сотрудники уехали на горнолыжный курорт и оставили и студию, и даже чайник в полном Земфирином* распоряжении.

Практически все время в Лондоне проходило за работой. Но иногда Земфире* удавалось найти время для ознакомления с местными достопримечательностями, тем более что экскурсоводом у Земфиры* было, кому работать. Правда, маршруты получались довольно специфические.

Я помню, в один из дней Илья Игоревич Лагутенко повёл меня на экскурсию. Меня, конечно же ознакомили, Илья мне все рассказал. Есть такая книжка про Лондон, где Илюха писал целый раздел про шоппинг. Знает этот город не понаслышке, с самого нутра. Рассказал мне какие-то исторические факты сначала, разумеется, показал какие-то исторические здания. А потом его повело, разумеется, в сторону, какие хорошие магазины, какие плохие. Он мне всё, в общем, подробно объяснил.

Релиз альбома «Земфира*» состоялся в мае 1999 года, однако о начале концертного тура певица объявила лишь 1 сентября, выждав многозначительную паузу. Первый в жизни Земфиры* тур стартовал в рамках большого сборного концерта в честь дня рождения журнала «Yes». В этот день группа «Земфира*» выступала хэдлайнером. Это был первый выход музыкантов перед такой многочисленной аудиторией и всего лишь пятый концерт в их жизни.

А незадолго до этого дебюта у Земфиры* была возможность увидеть настоящее шоу на Васильевском спуске. В августе 1999-го канал «MTV Россия» отмечал свою годовщину грандиозным концертом. Российскую сторону представляли группы Zdob și Zdub, «Парк Горького» и IFK. Хэдлайнером фестиваля стали впервые посетившие Москву американцы Red Hot Chili Peppers.

Самое смешное, что у меня не было билетов. Господи, так смешно… так много поклонников, казалось бы, и мне никто не удосужился подогнать билетик. Мне пришлось переться через всю эту огромную толпу, я протиснулась-таки к ВИП-зоне, стала перелезать через забор, меня стали омоновцы снимать с этого забора, и тут я заметила Галанина и стала кричать: «Галанин! Возьми меня с собой в ВИП-зону!». Меня впустили в эту ВИП-зону, я посмотрела РХЧП. Они сыграли очень неважно. У Кидиса была очень большая проблема с позвоночником, он почти не двигался, но, я так понимаю, эта проблема мешала ему хорошо петь. Играли они криво, но РХЧП есть РХЧП. Это одна из самых великих групп. Именно потому что все они встретились вместе, потому что там каждый сам по себе личность, я считаю.

Нельзя не отметить, что примером Земфире* служили самые достойные образцы мировой рок-культуры, у которых действительно было чему поучиться. Возможно, и они помогли ей через год после выхода пластинки выдать феерический, мощный и по-настоящему профессиональный первый сольный концерт в Москве, в спорткомплексе «Олимпийский». На этом выступлении следующую песню Земфира* исполнила дважды, в разных вариантах.

Песню «Ракеты» я написала после операции на ухо в больнице. Там это всё прослеживается в тексте. У меня была голова обмотана, как у Щорса.

Дебютный альбом Земфиры* вышел в свет 10 мая. Презентация прошла в столичном клубе «16 тонн». После этого за все лето Земфира* дала только один концерт в родной Уфе, отдавая тем самым дань уважения городу, в котором выросла и написала почти все свои песни.

Я всё писала в Уфе. А вот эту песню написала в самолёте в рейсе Москва-Уфа. Как-то её сразу написала полностью, и всё, что осталось – это только зафиксировать.

Песня «Ариведерчи» стала, также как «СПИД» и «Почему», радийным синглом с альбома. На неё тоже был снят видеоклип, и именно он пошел первым по экранам страны. Лицо певицы тщательно скрывалось, и поклонникам оставалось только гадать, как же выглядит их кумир — эта девушка с гитарой в подвернутых джинсах. Над таким мощным и своеобразным пиар-ходом работал довольно большой коллектив, в который вошли не самые последние люди нашего телевидения.

Какой-то странный клип, на мой взгляд. С кем придумывали? Вы не поверите, если я вам назову фамилии, вы сойдёте с ума: Константин Львович Эрнст, Леонид Владимирович Бурлаков, Земфира* Талгатовна Рамазанова. Режиссёр Виктор Солоха, очень приятный парень. Мы сидели в Останкино, в кабинете генерального директора, и обсуждали, каким будет клип. Кому-то нравится, возможно, мне не хватает мозгов. Это был брэйншторм, но то, что получилось, я не совсем поняла. Начиная от халатов, которые на меня надели, заканчивая какими-то архивными вставками. Я не поняла, о чём речь. И честно признаюсь, я к этой песне очень прохладно отношусь. Не знаю, почему. Как-то отписала, отболела и забыла.

Как альбом, не мудрствуя лукаво, назвали «Земфира*», так и над оформлением пластинки тоже особо не парились.

Мы сразу поняли с Лёней, что морочиться не надо. Вообще, если говорить о названии, то это камень преткновения. Мне гораздо легче назвать песню, чем альбом. Я всегда парюсь, и мне до сих пор кажется, что все названия моих альбомов — дурацкие. Я не умею, мне очень сложно взять и обобщить всё. Очень часто называют дебютный альбом именем исполнителя. Во-первых, когда возникла мысль о том, чтобы эту группу назвать так, я не особенно сопротивлялась. Сейчас, возможно, я не очень рада, но уже ничего не поделаешь. А эта обложка возникла, по-моему, когда мы летели с Лёней из Лондона, листали какие-то английские журналы и увидели рекламу в таком духе, после чего сходили с Женей, басистом «Мумий Тролля», на рынок, нашли подходящие обои, купили эти обои, отсканировали их и зафигачили обложку.

После релиза дебютного альбома Земфире* пришлось как минимум 500 раз отвечать на вопрос, как она познакомилась с Ильей Лагутенко, признаваться, что ее имя не псевдоним, каяться в том, что она не больна СПИДом и постоянно рассказывать о том, как вообще она пишет песни. Оборотная сторона популярности обострила отношения Земфиры* с некоторыми представителями пишущей братии.

Я помню свои первые интервью. Я разговаривала со всеми очень откровенно, впоследствии страшно об этом пожалела и с тех пор несколько раз меняла свою манеру общения с журналистами. Были запойные туры. Поясню. Когда очень много концертов и практически не соображаешь ничего. Я просто глумилась над журналистами. Могла пригласить в гримёрку, выключить свет и сидеть с зажигалкой. Они все говорили, что у меня не в порядке с головой, а они меня просто достали, потому что они меня очень разочаровали изначально. Я говорила с ними так, как я сейчас говорю. После чего я читала заметку и видела, что они просто лицемеры. Им насрать на меня и на всех остальных, кто будет сидеть на моём месте. Я была очень молодой и, разумеется, я хотела всем верить, но… Сейчас, у меня нет какой-то особенной злости в адрес журналистов, просто я предпочитаю с ними не общаться, они предпочитают не общаться со мной. Нас это устраивает.

Общение с журналистами, если и подпортило нервы нашей звезде, то уж никак не повлияло на объективный ход событий: песни Земфиры* прочно обосновались на вершинах всех российских чартов. Практически все треки с нового альбома крутились по радио, а сама певица в одно мгновенье приобрела статус самой интересной и противоречивой фигуры шоу-бизнеса.

И, разумеется, в дебютном альбоме «Земфира*» группы «Земфира*» нашлось место и для песни под тем же именем.

Песня «Земфира*» — очень хорошая. Нравится людям постарше. У меня была одна привязанность, любовью не назову. И я никак не могла разобраться в себе. Появившись поздно ночью дома, очень быстро ее написала. Мы её интересно аранжировали. Юра Цалер сыграл там на контрабасе. Вопрос! Когда возникла мысль о контрабасе? По-моему, Лагутенко предложил сыграть ритм-машинку и контрабас, и когда возникла мысль: «А где же взять контрабас?», мы подумали: «А что же мы думаем, рядом симфонический зал». Мы с Юрой Цалером пошли и сперли этот контрабас из симфонического зала, быстренько наиграли, а потом вернули на место.

С выходом пластинки началось триумфальное шествие Земфиры* по всей России. Ей отдавали почести даже живые памятники нашей эстрады – такие, как Алла Борисовна Пугачева, которая не скрывала свои восторги по поводу дебютного альбома певицы, а на телевидении и радио начали с завидной регулярностью появляться девушки, поющие «а-ля Земфира*» и выглядящие так же. Но мало быть похожим на Земфиру*. Нужно быть ей самой, чтобы завоевать сердца слушателей.

11 декабря 1999 года группа «Zемфира» стала хэдлайнером грандиозного двухдневного музыкального фестиваля «Нашествие», который был приурочен станцией «Наше Радио» к своему первому дню рождения. Первый фестиваль «Нашествие» проходил в столичном ДК имени Горбунова. Проходил он в два дня. В первый день выступили Океан Эльзи, Zdob și Zdub, Би-2, «Иван Купала» и Линда. Во второй день — Михей, Дельфин, Смысловые Галлюцинации, Pep-See и S.P.O.R.T. Закрывала фестиваль, как многие помнят, часовая программа Земфиры*. Однако мало кто знает, что это выступление в какой-то момент могло сорваться, даже не начавшись. Действующими лицами конфликта стали сама Земфира*, а также продюсеры фестиваля Дмитрий Гройсман и Михаил Козырев.

Там была грустная история, как Дима Гройсман кидался в меня стулом … или я? Кто-то из нас кинул в кого-то из нас стулом. Проблема была в этой подушке злосчастной. Почему в подушке? Потому что на песне «Снег» — это элемент шоу, имею право… Это моя песня, моя группа, моё время, в которое я должна выступить. Все уже тогда запомнили эту дурацкую подушку и эти дурацкие перья. И мы привыкли к этой подушке, у нас не возникло проблем ни в одном из городов за всё время первого тура. Мишу Козырева я заранее предупредила о том, чтобы была подушка. И тут выясняется, что кто-то схалтурил и забил на нее! За 30 минут до выхода на сцену! Я сказала: «Без подушки не выйду!». Как так? Везде подушка была, а здесь не дают! В Москве! Вот тебе и Москва. В итоге я села в машину и поехала за подушкой на Кутузовский проспект. Все занервничали страшно. Но мы успели. Вообще я себя считаю человеком ответственным и вряд ли смогу подвести людей в таких ситуациях. Но после выступления состоялось моё объяснение с Дмитрием Гройсманом, который, как выяснилось, был ответственным за эту подушку. В этом объяснении фигурировал стул, который летал. Всё закончилось тем, что на Новый год Михаил Козырев подарил мне шесть что ли подушек и сказал: «На и всё!». Я хотела обидеться, но не смогла. Потому что было очень смешно.

В общем, год 1999-й заканчивался как нельзя удачно, и, казалось бы, Земфира* должна была быть счастлива: в тот год она обрела все – возможность выразить себя, славу, всенародную любовь и толпы поклонников. Но, оглядываясь на то время, Земфира* отнюдь не пребывает в полной эйфории и считает, что ее жизнь сильно изменилась после записи дебютного альбома. И не только к лучшему.

Я раньше была веселым, открытым, общительным человеком. Популярность ломает сильно. Одного человека можно сломать за три месяца, он наплюет и уйдет. Второго сломает за месяц, но он все равно будет петь и плясать. Кого-то можно ломать очень долго, но все равно сломают, потому что один человек не в состоянии выдержать натиск ста тысяч.

Что было дальше, вы, наверняка, знаете. Это уже не история, а современность. Подводя итог рассказа о первом альбоме «Земфиры*», хочется сказать многое. После ее триумфа стало и сложнее, и проще. Проще – потому что оказалось, что для попадания в первые строчки хит-парадов стало достаточно одного таланта. Без проплаченных эфиров. С другой стороны – оказалось, что такого таланта должно быть много. С 1999-го года всех начинающих музыкантов начали сравнивать с Земфирой* – и мало кто из них выдерживал такое сравнение. Можно сказать, что Земфира* стала последней легендой русского рока: после нее появлялись хорошие музыканты, но они уже не были легендарными. В новом тысячелетии в России начал налаживаться шоу-бизнес в нормальном, нестыдном понимании этого слова. Стало понятно, как надо находить звезд, как продвигать их к слушателю.

Стыдный шоу-бизнес тоже никуда не делся – мало того, он окончательно сбросил с себя маску искусства и начал выпекать звездочек в промышленных количествах, как блины на масленицу. Но и в том, и в другом случае – началась работа. А сказка ушла. Последней настоящей легендой стала как раз история Земфиры*, за считанные месяцы взлетевшей из ниоткуда на вершину славы. В дальнейшем Земфире* пришлось снова и снова подтверждать свое особое место на российской сцене. В том же декабре 1999 года группа самостоятельно приступила к продюсированию и финансированию новой пластинки. Но это уже совсем другая история…