1979 год
- Леонид Брежнев и Джимми Картер подписывают Договор об ограничении стратегических вооружений – ОСВ-2;
- Френсис Форд Коппола выпускает фильм «Апокалипсис Сегодня»;
- В Советском Союзе снимаются фильмы «Гараж», «Москва слезам не верит», «Приключения Электроника», «Пираты ХХ века», «Экипаж», Шерлок Холмс и доктор Ватсон», «Место встречи изменить нельзя» и многих других;
- На карте мира появилось государство Зимбабве;
- Начат выпуск портативной пишущей машинки «Ятрань»
А магазины фирмы «Мелодия» предлагают покупателям следующую музыкальную продукцию:
Естественно, существовала в 1979 году и подпольная музыкальная жизнь. Центром ее вскорости станет Ленинград, однако до расцвета питерского рока придется подождать еще года полтора – тогда откроется Рок-клуб, развернется в полную силу студия Андрея Тропилло, заявят о себе «Аквариум» и «Зоопарк». Пока же актуальна Москва, точнее, только одна московская рок-группа «Машина времени». Она доживает последние дни на любительской сцене – уже в 80-м «машинистам» разрешат выступать в системе «Москонцерта», то есть легально разъезжать по стране. При этом «машинисты» смогут петь свои песни — случай невероятный! Однако в 1979-м московскую сцену потряс «большой раскол». Распалась «Машина», распались их основные конкуренты — «Високосное лето», Андрей Макаревич тут же объединился с бывшими «високосниками» Александром Кутиковым, Валерием Ефремовым и Петром Подгородецким. Экс-«машинисты» Евгений Маргулис и Сергей Кавагоэ остались не у дел и решили записать песни своего старинного знакомого Алексея Романова.
Алексей Романов. Композитор, поэт, вокалист, гитарист. Создатель и бессменный участник всех составов группы «Воскресение». Автор почти всего нынешнего репертуара команды. В 1983 году в рамках кампании по борьбе с рок-музыкой попал под следствие и полтора года провел в тюрьме по вымышленному обвинению. После выхода из тюрьмы собрал группу «СВ». У этого названия было десятка полтора расшифровок – в том числе «Снова «Воскресение», «Снова вместе» и «Спальный вагон».
Эти два отщепенца — Сережка Кавагоэ и Женя Маргулис сначала попытались сделать бригаду с Юрой Ильченко из питерских «Мифов». Именно тогда родилось название «Воскресение» и мне сильно кажется, что это питерское название. Сначала у них не вышло с Юркой, потом у них не получилось с Костей Никольским. Тогда они уже, видимо, с отчаяния пришли ко мне, говорят: «Есть у тебя песни какие-то?». Оказалось, есть. Говорю: «Ребята, а как это? У нас нет инструментов, нет репетиционной базы, вообще ничего нет». Они говорят: «Был бы репертуар, все остальное будет».
К 1979 году за плечами Романова был Архитектурный институт — там он учился вместе с тем же Макаревичем. Романов даже засветился в «Машине времени» — поиграл там какое-то время в 1975-м, но не сработался. И собрал свою команду «Кузнецкий мост» — тоже ненадолго. Первый состав «Воскресения» его участники поначалу всерьез не воспринимали, и эта в хорошем смысле слова несерьезность осталась на пленке, которая начиналась то ли по-битловски, то ли по-пинкфлойдовски — с пения птиц.
На каждой нормальной студии есть фонограммы — такие, служебные. Это была пластиночка-миньон на 33 оборота, поэтому она так еще пошершивает. Она была убитая, потому что соловьи нужны во всех радиопостановках. А мне хотелось ужасно — это был мой бзик. До сих пор у меня дома нет записи с птицами, а мне так хочется, чтобы она играла постоянно, чтобы они радовали мою израненную душу непрерывным щебетанием. Я думаю, что я бы эту пластиночку денек послушал и закинул куда-нибудь. Но вот хотелось очень, чтобы начиналось с этих дивных трелей.
Это было написано в «машиновские» времена. Под явным ирландским бзиком — неясно, откуда он взялся. Тогда мы слушали очень много музыки, в том числе этнической. Это же не блюз, а такой ирландский вальсок. И примитивная гармония не от узости мышления, а из желания сочинить именно народную песенку. Но в «машине» даже в голову не приходило ее играть. Может быть, я показывал ее Андрею как-то, на посиделках, но вводить в репертуар совершенно не собирался. В «Кузнецком мосту» мы ее тоже не играли. В «Воскресение» она вдруг проснулась.
Композиция «Мои песни» задавала тон всему альбому. Большая часть номеров тоже была выдержана в акустике — не потому, что «воскресенцы» были такими уж противниками электрического звучания. Скорее, наоборот.
Многих терминов тогда не существовало и даже такого четкого определения вот это рок-музыка, а это поп-музыка — не было. Мы не ставили перед собой каких-то определенных задач. Могли играть и тяжеляк и в народном стиле. Дух Pink Floyd витал над головой. Ну и обилие акустических инструментов оттого, что у нас не было нормальных электрогитар. Как, впрочем, и у многих.
Вообще говоря, каждый из участников того золотого состава «Воскресения» заслуживает отдельного рассказа. Начнем с Сергея Кавагоэ. Мультиинструменталист Кавагоэ был одним из создателей и «Машины времени», и «Воскресения». Романов познакомился с ним как раз тогда — в конце 60-х.
Я был первокурсником Архитектурного и, как положено студенту, шлялся везде. Москва большая, тогда понаоткрывали всяких баров, кафе, где оттягивалась молодежь. Можно было за 6 копеек купить чашку кофе, а за 54 копейки уже алкогольный пунш. А на 3 рубля можно было, если правильно смешивать напитки, нахлабастаться часа за два и уйти качаясь. Вот, например, Сергея Кавагоэ я приглядел в баре «Октябрь», над кинотеатром «Октябрь» — огромный, стеклянный, напротив «Метелицы». Это было очень демократичное заведение. Единственное — туда не пускали в джинсах, но тогда мало кто ходил в настоящих. Некоторые ухари умудрялись сверху фирменных джинсов надевать широкие штаны и так проходить мимо швейцаров. Затем они их снимали и сидели пижонами в своих тертых Levi’s. Вот там я приглядел Серёжку Кавагоэ. Он всегда ходил окруженный стайкой девчонок. Очень аккуратно одетый, с яркой, дальневосточной внешностью. Ну, просто приглядел и всё! Он сам на глаза попадается, необычный такой человек.
В «Машине времени» Кавагоэ начинал как клавишник, потом пересел за ударную установку, моментально освоил ее и стал виртуозным барабанщиком. При записи первого альбома «Воскресения» он отыграл и на барабанах, и на клавишах, а в следующей песне выступил как соло-гитарист.
Некоторые соло у Леши Макаревича ну никак не получалось придумать. А у нас время поджимало. Технология такая: мы записывали всю ритмическую часть, иногда даже сразу с вокалом, и у нас была возможность сделать только одно наложение, потому что иначе появлялось шипение пленки. Значит, либо мы накладывали вокал, либо мы накладывали гитару и еще что-то. Там, где у нас гитара не была придумана, вокал уже был записан. И вот, в промежутках между куплетами надо было что-то играть, а Лешку Макаревича заклинивало. Бывало, что надо немедленно принимать решение, а у него не отрепетировано, не придумано. И тогда вступал Кавагоэ. Алексей играл второй подклад или какие-то рифы, а Сергей сидел рядом и выхватывал у него гитару на сольные куски. Отыгрывал кусок, импровизировал… Бесподобно, совершенно нахально и бестолково. Но самое главное, что нахально и в жилу.
Надо сказать, что песня «Так бывает» была записана дважды. Второй вариант появился через год, прямо перед распадом первого состава «Воскресения», на студии Института кинематографии.
Мы записали там несколько вещиц и, в том числе, «Так бывает». Но на этот раз уже в джаз-роковом варианте. Потому что первый вариант был совсем пацанский.
Из десяти вошедших в альбом песен примерно половина была сочинена в середине 70-х. Остальные появились прямо перед записью. Совершенно свежей была и «Так бывает».
Как эта психология творчества? Как это устроено? Что за побудительный мотив? Такой внутренний императив, который заставляет тебя сразу делать слова на музыку, которой еще нет в природе. Вот что-то такое слышится и пока длится звук, наматывается куплетик. Иногда достаточно одной строчки. А потом уже как папа Карло берешь это бревнышко и делаешь из него деревянного человечка.
В тот момент, когда вокалисту надоедает петь, на сцене должен быть человек, который сыграет соло. Лидер-гитариста «Воскресения» звали Алексеем Макаревичем, был он двоюродным братом лидера «Машины времени». А в 90-х Алексей стал продюсером группы «Лицей», в которой пела его дочь Настя.
Когда ушел из «Машины», с Алексеем мы дружили так, по-меломански и по-студенчески. Он меня переманил в свою группу, она называлась «Опасная зона». Я первым делом переделал название. Ну какая «Опасная зона»? Это надо heavy metal играть, а тогда такого понятия не существовало. А на Led Zeppelin у нас не хватало вокальных данных. Я тренировался, но у меня ничего не вышло. И была затея играть свои вещи. А вещи были такого сожержания, что это никак не «Опасная зона». И поэтому — «Кузнецкий мост». В 77-м году «Кузнецкий мост» развалился. Лешка Макаревич пошел в «Викторию» играть джаз-рок. А я стал повнимательнее к занятиям в институте относиться. Его взяли, потому что знали, что человек умеет обращаться с гитарой, и инструмент у него точно есть. А оказалось, что инструмента у него нет.
Инструмент пришлось брать напрокат. Макаревич оказался человеком очень полезным — он принес в группу композицию «Друзьям». Романов ее, правда, очень крепко доработал.
Первоначально у Алеши Макаревича была идея сделать лирическую песню. В два раза медленней и, такую, раздумчивую: вот, как жаль, что друзья такие идиоты! В общем — пафос. И последовательность аккордов: ля мажор, ми мажор, ре мажор, ля мажор — литовская полька. Надо было что-то с этим делать. И меня завело с чисто технической стороны, это архитектурная практика: возьми вот эту болванку и выстругай из нее что-нибудь нормальное. Я ему сказал, что эта песня никуда не годиться, но я ее возьму в работу, потому что цепляет вот эта, вот эта и вот эта строчка. И музыку мы оставим такую, потому что это нормальная «роллингстоуновская» тупая рок-н-ролльная последовательность. Вот так все и вышло. По-моему, вполне симпатично. Впоследствии немного изменили слова, все делалось на коленке.
Про «роллингстоуновскую» последовательность Романов вспомнил не зря. Дело в том, что основная тема песни «Друзьям» вчистую снята с композиции The Rolling Stones «Rocks Off» с альбома «Exile On The Main Street» 1972 года. Сравните сами:
The Rolling Stones музыканты слушали усиленно и с удовольствием. И не только их. Вообще, рубеж 70-х и 80-х — это время спада панк-рока и расцвета новой волны. Европейская молодежь заново открыла для себя музыку Ямайки — ска и реггей. Продвинутые люди слушали тогда The Police, Madness, Blondie, The Clash… однако, до Москвы вся актуальная музыкальная информация доходила с опозданием и «воскресенцев» в музыке интересовали совершенно другие вещи.
Что вам скажет имя Питер Фрэмптон? Что у меня еще крутилось дома через самопальный гитарный комбик? Род Стюарт, но сольный «Every picture has a story» в трезвом виде я никак не мог слушать, не ну шум и шум. Очень громко и напористо. Вот если я выпивал бутылочку вина, какого-нибудь молдавского хереса, у меня открывались чакры, и мне становилось очень приятно, и я был в состоянии две пластинки от начала и до конца прослушать. И весь необходимый прежний багаж, который всю жизнь меня сопровождает: Pink Floyd, Led Zeppelin, The Rolling Stones, The Beatles.
Если говорить о только что упомянутых группах, то в том же 79-м вышел «The Wall» Pink Floyd и девятый альбом Led Zeppelin — «In Through The Out Door».
Ритм-секция «Воскресения» была выдающейся. Барабанщик — Сергей Кавагоэ. На бас-гитаре Евгений Маргулис — бывший и будущий «машинист» — он впоследствии вернется в группу. Романов знал Маргулиса с середины 70-х. Тогда Евгений играл и пел в «Машине времени», а параллельно зарабатывал на жизнь весьма экзотическим способом.
Чем занимался и на что жил Маргулис для меня вообще загадка. Однажды я видел своими глазами, как Маргулис работает санитаром в морге. Но это было только один раз. Знакомая девочка работала медсестрой в 64-й больнице. На лестнице я встретил пробегающего Женьку. Была такая радость, он отвел меня на экскурсию в морг, я был несказанно счастлив. По-моему, ему нравилось это дело.
Музыкальные пристрастия Маргулиса довольно резко отличались от того, что слушали остальные «воскресенцы». Евгений был большим знатоком и ценителем черной музыки — таких стилей, как фанк и соул. Хотя, блюз, как ни странно, предпочитал белый — он, по словам Маргулиса, был «чуток поумней». На запись музыкант приходил с собственноручно сделанным безладовым басом и рубился так, что дрожали стены. Следующая песня, сочиненная Романовым, свой окончательный вид приобрела именно в руках Маргулиса.
У меня была немножко другая первоначальная фактура, но поскольку Женька увлекался фанком, партия гитары была изменена. А за ней и бас-гитара и барабаны.
Евгений Маргулис. Гитарист, басист, композитор, поэт, вокалист. В 1976 году пришел в «Машину времени». Первые уроки игры на бас-гитаре Маргулису дал Андрей Макаревич. В 80-е играл в группе «Аракс» и собственных проектах «Наутилус» и «Шанхай». В 1990 году вернулся в «Машину», в 1994 параллельно стал играть в реформированном составе «Воскресения». Совмещал обе группы до 2003 года, после чего ушел из «Воскресения» окончательно.
Чужая песня заканчивается на том моменте, когда под гитару тебе показывают гармонии и показывают приблизительный мотив. Вот до этого момента она чужая. А когда ты берешь в руки что-нибудь и твои друзья-подонки берут в руки тоже что-нибудь и начинают играть, то уже нет чужой песни, есть своя история. Каждый накидывает свое видение и получается хороший винегрет… либо не получается. Если не получается, то эта песня не показывается никогда. Это такой коллективный шакалий продукт, потому что для удовлетворения своего эго существует сольное творчество — написал песню и выкатил как она есть. А тут — коллективный продукт.
О том, как записывался вокал для этой песни до сих пор ходят легенды. Слово Алексею Романову — он лучше помнит, как было дело.
Он же маэстро, он же не репетирует… Пока мы занимаемся ерундой, он лучше поспит на стульях. Удивительная у человека способность, у Жени Маргулиса, засыпать под громкую музыку. Он пел по бумажке, мы ее не репетировали, он не готовил никакие длинные импровизации. Знал, что играть на басу, и пока мы там с чем-то еще ковырялись, он спал. Под утро похмельный, слегка опухший: «А!? Что!? Давай!». И поехали. Ну, это только он так умеет.
Романов остался не в восторге от того, что получилось. Песня «В жизни, как в темной чаще» была перезаписана для второго альбома «Воскресения». Теперь она звучала так, как нравилось Романову. В переиздание «воскресенского» дебюта эта песня почему-то тоже не вошла, но ее можно найти на сборнике «Легенды русского рока». В старом, маргулисовском варианте.
Наконец, пятый участник присоединился к «Воскресению» прямо в студии. Звали его Андреем Сапуновым, и пришел он, чтобы спеть несколько песен своего приятеля Константина Никольского.
Андрей Сапунов. Певец, басист, гитарист, композитор, поэт. Играл во всех составах группы «Воскресение». Заядлый футболист и шахматист. Среди бывших мест работы Сапунова – вокально-инструментальный ансамбль «Самоцветы» и завод «Серп и молот». Записал сольный альбом «Звон», выступал с группой «Лотос» и собственным «Трио Андрея Сапунова».
Позвал меня туда Серёжка Кавагоэ. Я записал там шесть или пять песен Кости Никольского, но это не было в составе группы «Воскресение». Записывалось всё вместе, в одной студии, ну и тиражировалось совместно, но это не была группа «Воскресение».
Тут надо сразу пояснить, что первый альбом «Воскресения» с самого начала распространялся в нескольких вариантах. Во-первых, каноническая версия из десять песен. Во-вторых, версия из шестнадцати песен — то есть десять плюс шесть песен Никольского с вокалом Сапунова. В-третьих, двойник из двадцати одной вещи — туда вошли пять композиций, записанных годом позже.
Сам Константин Никольский тогда эту запись разругал страшно и распространять не велел, но народу же не запретишь… Вокал Сапунова остался и на одной романовской песне.
По-моему, он спел «Я привык бродить один». Я сам до сих пор не уверен, потому что оказалось, что наши голоса путают. При том, что у него красивый голос от природы, а у меня обыкновенный. Но какие-то несколько недель общения привели нас в такое состояние, что мы до сих пор существуем в синхроне.
Песня «Я привык бродить один» была написана Алексеем Романовым тоже незадолго до записи — в 1978 году.
Перед созданием группы «Воскресение», в мою дипломную зиму, я поигрывал на гитаре. У меня случались свободные вечерки. Это было навеяно вторым и третьим диском Led Zeppelin. В момент написания диплома я относился к учебе серьезно. У нас с отцом был договор. Ты защити диплом, принеси мне его, и я от тебя отстану навеки. Буду считать, что вывел тебя в люди. Я понял, что ко мне отнеслись, как ко взрослому человеку, что мне нечего валять дурака, мне нужно сделать эту работу. Как она делается, я уже знал. Самое главное, что меня не заставляли, а со мной договорились. Как с мужиком. Пацан сказал — пацан сделал. Ну, а то, что я музицирую, музицирую, музицирую — это такое проклятье.
На момент записи песни, кстати говоря, музыкантам действительно приходилось много бродить по ночам. Просто потому что писались они в центре Москвы, жили все на окраинах, метро уже не ходило, а денег на такси тоже не было. Так что приходилось топать домой на своих двоих.
Я тогда жил в Орехово-Борисово, до ближайшего метро 7 километров. Почему знаю? Потому что приходилось ходить. По молодости вообще ничего не трудно, на всё хватает силы.
Песня «Я привык бродить один» известна и под другим названием «Солдат Вселенной». Так она называлась во времена группы «СВ».
Мы сочиняли песни, а не названия — вот это самое интересное. «Солдат Вселенной» звучит выспренно. А «Я привык бродить один» не умещается в одной строчке концертной программки. Поэтому писалось «Я пр.бр.».
Рассказывая о записи первого альбома «Воскресения», нельзя не вспомнить и еще одного замечательного человека, без которого альбом не состоялся бы. Человек этот работал в ГИТИСе на должности уборщицы. Звали уборщицу Александр, фамилия ее, точнее, его была Кутиков. В тот момент Кутиков снова стал играть в «Машине времени» и продолжил работу в речевой студии ГИТИСа. Числился он там уборщицей, но работал звукорежиссером. И мог записывать своих друзей в настоящих студийных условиях. Пусть и в примитивных.
Александр Кутиков. Композитор, бас-гитарист, вокалист. При записи дебютного альбома группы «Воскресение» выступил как звукорежиссер. Почти пятьдесят лет перерывами играет в «Машине времени». Руководит компанией «Sintez records».
Они мне позвонили и сказали: «Можно ли у вас на студии записаться? Только что сделали несколько песен». Я ответил, что узнаю. Я тогда работал в ГИТИСе, в учебной студии. Узнал у своего начальника Олега Константиновича. Он сказал: «Ради Бога, сейчас каникулы, студия свободна, никакой нагрузки нет». Попросил немножко денег. Группа «Воскресение» собрала денежки… а я таким образом заработал себе отпуск. Я деньги не брал, со своих друзей я не мог брать деньги, но начальнику я сказал: «Вот я тебе сделаю халтуру, а ты меня отпустишь на две недели». Мы как раз с Валеркой, барабанщиком, решили махнуть в Коктебель. Вот так все и случилось. Потом порядка двух недель, в основном по ночам, мы записывали этот альбом.
Студия была абсолютно нищая, инструментов у самих музыкантов, как мы знаем, тоже не было.
Мы взяли напрокат гитары и еще какой-то убогий клавишный инструмент. Студия была речевая, не предназначенная для записи музыки. Не было никакой обработки, ни листа, ни пружины, ничего. Пели на лестнице, чтобы был хоть какой-то объем. С микрофоном выходили.
Что-то можно было одолжить в соседнем ресторане «София» — там играла группа «Удачное приобретение». Но, допустим, бонгов там не было, а постучать по ним хотелось. Поэтому при записи следующей песни Сергей Кавагоэ положил себе на колени перевернутую гитару и отстучал ритм по ней. Как когда-то делал и барабанщик Элвиса.
Соло на гитаре в этой песни изобрел Евгений Маргулис. У меня до сих пор стоит в ушах этот звук ленинградской двенадцатиструнки. Это исключительный инструмент, фирмачи такого не делали — не умели. Потому что есть огромная разница, в двух, казалось бы, одинаковых инструмента: баян и аккордеон . И вот на аккордеоне как не играй, русская музыка не получится. И то же самое ленинградская двенадцатиструнка для русской рок-группы — это самое оно. На какой-нибудь Yamaha, на Taylor, на Martin никогда не будет такого звука. Хоть они и стоят по $3000.
Это из репертуара «Кузнецкого моста». У нее есть смешная предыстория. Это была зачетная сессия, тревожное время, середина зимы. Мы с приятелем не очень трезвые увидели в телефонной будке девушку небесной красоты. Я первый и последний раз в жизни подошел и сам познакомился. Прервал ее разговор, извинился, а через час мы уже сидели в ресторане «Узбекистан». Мы только получили стипендию и очаровывали девушку, обволакивали ее цитатами. И вот это внутреннее смятение сподвигло меня на написание песни. Я подумал: как бы было бы здорово, если бы сейчас была весна или начало лета. Бульварное кольцо, лавочки, кафешечки, воздушные шарики, жигулевское пиво, шампанское… Вот такое настроение.
В те времена ресторан «Узбекистан» был местом знатным. Во времена самого жесткого дефицита в их кулинарии можно было купить нормальные котлеты или даже торт к чаю. Ну, а студенты это место жаловали по другой причине.
Демократичное было место. На 10 рублей можно было купить лагман, плов и чайник водки. Не положено в мусульманских ресторанах водку в бутылках ставить на стол. Водку приносили в пол-литровом заварочном чайничке — это не оскорбляло вид застолья. Из пиалы это полагалось пить со сладким выражением лица.
Группа «Воскресение» ассоциируется у слушателя с песнями медленными, лиричными, и, в общем-то, невеселыми. Действительно, «воскресенцы» никогда на сцене особо не колбасились и не хулиганили — хотя с удовольствием наблюдали за тем, как это делают другие.
Самое красивое, что я видел было во время выступления Володи Кузьмина: он оставался один на сцене и исполнял лирическую песню «Моя любовь». Так как играли они достаточно жестко, в стиле новой волны, это должен был быть контрастный момент, лирический. «Ты промелькнула и исчезла в вышине» — в это время из кулисы в кулису в розовом платье пролетал барабанщик с волосатыми ногами в кедах. Вова полузакрывал глаза — он в образе, а в зале начиналась истерика, и ему не было понятно, в чем дело. Так можно до заикания довести артиста.
Свое чувство юмора «Воскресение» выплескивало в песнях — конечно, когда им этого хотелось. В следующей песне — хотелось явно. Она была написана за пару лет до появления группы, зимой 1977 года, по старому акынскому принципу «что вижу — о том пою».
Я сейчас буду преувеличивать, но мне кажется, что она метров восемнадцать была ростом. Снегурочка, сделанная рядом с метро Новые Черемушки для украшения новогоднего города. Был сделан деревянный конусообразный каркас, вокруг облеплен раскрашенным снегом. И рожа была такая, что не надо вашей девушки с веслом. Я очень вдохновился и по пришествии домой у меня в голове была уже готовая песня. Минимально я ввел какие-то усовершенствования уже во время записи: в последнем куплете, последние две строчки. Я не помню, как звучит оригинал. «Феи летних отпусков». Когда непосредственно надо было идти, встать пред светлые очи микрофона, я понял, что то, что там было никуда не годится. Слабовато.
«Снежная баба» стала одним из самых больших концертных хитов раннего «Воскресения». Концерты начались уже осенью, когда группа гремела по всей стране. Но, кстати, при этом дальше Москвы не выступала.
Нам тогда казалось, что их много. Ну, не по два, не по три в день, а несколько раз в месяц. Это тогда называлось вечер отдыха молодежи, либо какой-нибудь институтский вечер. Или это могло быть так называемым подпольным концертом. Это была частная инициатива, когда ребята сами делали билеты, сами их распространяли, сами договаривались с концертной площадкой… Ну и какие-то финансовые расчеты тоже производятся самостоятельно, за это милиция и хотела зацепиться.
Милицейскими налетами, кстати, у «Воскресения» заканчивались практически все концерты.
Это как вероятность дождя в Питере. Она ровняется 80%. Ну, не свинтили, ну и хорошо. Ну, если не свинтили, значит, мы пораньше домой вернемся сегодня.
В 1983-м Романов как раз после такого винта загремел на полтора года.
Вообще 1979 год начался не самым веселым образом. В феврале Китай напал на Вьетнам — началась война, которую народ назвал «Первой социалистической». СССР поддерживал вьетнамцев, и дело едва не дошло до интернациональной помощи. Что такое «интернациональная помощь», народ узнал уже в декабре, когда советские войска вошли в Афганистан.
Весна 79 года, тогда Китайцы вошли во Вьетнам. А мы были в форме и под присягой. С тех пор это чувство периодически вот так вот прищемляло. Сейчас вот Афганистан, вызовут тебя повесткой — ты пойдешь, потому что не отвертишься. Ну, хочешь, отмотай срок, под военным трибуналом. Продолжалось это много-много лет. Я встречал ребят, которые вышли оттуда. Люди с изуродованной психикой. Молодые, моложе меня, которые на всю жизнь уже старики.
В такой обстановке у «Воскресения» рождалось все больше грустных песен. Конечно, о политике в них речь не шла — это было небезопасно, да и романовскую душу никогда не грело. Грусть уходила в личные переживания, как в следующей песне.
Между «Кузнецким мостом» и «Воскресением» прошло несколько лет. Я в это время не очень активно сочинял, но, видимо, что-то все же сочинил. Мне кажется, что я ее показывал Жене Моргулису и Игорю Саульскому, еще в «машинские» времена. Их заинтересовала эта гармоническая последовательность. Совершенно банальная, но почему-то не свойственная тогдашним московским группам.
Печали в жизнь Романова добавляло и творение рук его. Мы сейчас не про группу «Воскресение», а про работу Алексея как архитектора.
Я работал над фасадом Министерства Радиопромышленности. Это огромный бетонный монстр, который стоит на площади Тургенева. Я не скажу, что я горжусь своей работой. Изуродовать Москву… Сначала пристроили фасад. Там была большая гостиница, которую возвели пленные немцы, какое-то военное управление и выходящий на Тургеневскую площадь фасад. Он был сделан в мастерской «Моспроекта». Нашей бригаде дали фронт работы и этот фасад вычертил лично ваш покорный слуга.
Запись, как вы понимаете, проходила в условиях специфических. Самым трезвым в этой компании оставался звукорежиссер — как ему и было положено.
Атмосфера записи альбомов на этой студии была всегда одинаковой: праздничная и похмельная. Пили всё, на что хватало денег. Пили портвейн, пили в огромном количестве вино «Арбатское», «Свадебное» или «Салют». Когда денег хватало, пили более серьёзные напитки, типа итальянского вермута. Водку в студии не пили, мешало работать. Водку пили наши друзья, которые постоянно приезжали и слушали, пытались участвовать в процессе записи советами, иногда подпеванием, иногда создавали какое-то шумовое оформление.
Если расслаблялся народ с помощью горюче-смазочных жидкостей, то в рабочее состояние их приводил кофе. Незадолго до записи отец Алексея Романова вернулся из командировки с Кубы и привез сыну трехлитровую банку молотого кофе, которую за десять дней и уговорили. В студии во время записи болтались в основном девушки-абитуриентки, что тоже очень повышало тонус музыкантов. Постоянно заходили и коллеги-музыканты, например, Петр Подгородецкий из «Машины времени». В следующей песне он отметился партией клавишных.
Было увлечение негритянской музыкой… соулом. Усложненная гармония, характерная для клавишной музыки. И в качестве слов была написана рыба и Маргулис сказал: «А, давай я спою — нормальные слова». Мне хотелось написать что-то более осмысленное, но я так и не сумел.
Песня «Звезды» была сочинена Евгением Маргулисом и Алексеем Романовым прямо в студии, во время записи. В июле 1979 года, глубокой ночью, в здании ГИТИСа, куда еще надо было попасть.
Я вот сижу и думаю, как мы туда попадали? Для меня единственный ответ — это то, что для нас вообще не существовало преград. Проходили сквозь стены. Не видишь препятствия — его и не существует. Через забор не лазили. А может, и лазили. Ведь нужно было еще в 6 утра выйти, потому что в 7 приходит первый ранний вахтер-преподаватель.
Закончив запись, музыканты разъехались по югам. А вернувшись, узнали, что они стали звездами. Произошло это так: перед Олимпиадой появилась в Москве радиостанция «Radio Moscow World Service». Вещала она на Европу, но прекрасно ловилась и в нашей стране. Ведущий программ на этой станции Дмитрий Линник дружил и с «Машиной», и с «Воскресением», прекрасно знал их песни и ставил их в эфир.
Знакомые говорят: «Ребята, вы звезды, суперзвезды, вы лучшие». И следующий шаг у нас уже был просто на сцену. Уже все, публика была готова.
В итоге первый состав «Воскресения» продержался еще год и приказал долго жить. Последние песни Романова, Сапунова, Макаревича, Маргулиса и Кавагоэ были записаны летом 80-го в студии ВГИКа.
Следующую песню потом тоже перезапишут, но уже новым составом «Воскресения». Уже в 79-м было понятно, что песня получилась, как говорят, судьбоносной и определяющей. И по радио ее крутили чаще других.
В основе песни «Кто виноват» лежала совершенно другая музыкальная идея. Она была симметричная — то ли по пять, то ли по семь строчек, и меня как архитектора занимала чисто формальная задача. Потом, когда текст был написан, я понял, что не готов я к исполнению таких сложных вещей. Была переделана строфа, и тут же родилась музыка. Сама приплыла. Сразу же было ясно, что это шлягер. У меня с детства чутье на шлягеры — типа рвотного рефлекса. Я слышу половину куплета и понимаю, что я от этого буду несколько лет страдать… Ну вот от песни «Кто виноват» я страдаю уже 40 лет!
Винить было некого и не в чем. Жизненные процессы шли своим чередом, Алексей Макаревич занялся своими делами, а Маргулис и Кавагоэ собрали группу «Наутилус» — именно из-за этого одноименной свердловской группе потом пришлось удлинить название до «Наутилус Помпилиус».
Начался то ли личностный, то ли исторический кризис. Это все было олимпийским летом. Наши чаяния не сбылись, а быть подпольной, совершенно новой командой под постоянным наблюдением ОБХС было дико стремно. Мы хотели устроиться на работу, бесставочниками за какие-нибудь 5,5 за выход. Единственное, что нам предложили — аккомпанировать цыганской певице. Это было не в нашей компетенции.
Романов и Сапунов через год войдут в новый состав «Воскресения» и запишут еще один блестящий альбом. И тоже разойдутся, так как в очередной версии «Воскресения» окажутся два лидера — сам Романов и Константин Никольский. Опять будет ночная запись, на сей раз она получится некачественной, альбом придется спасать, потом уже готовый оригинал придется вызволять из архивов КГБ… Но все это уже совсем другая история.