Bookmate Journal сделал подборку писателей, повлиявших на лидера группы «Гражданская оборона» Егора Летова. Делимся со всеми НАШИми.
Если вообразить литературную карту Егора Летова, получится крайне причудливая сеть цитат, связей и пересечений: советская фантастика и русская религиозная философия, французские экзистенциалисты и обэриуты, Достоевский и битники. Про последнюю пару: музыкант часто называл автора «Братьев Карамазовых» своим любимым писателем, а потом говорил, что движение битников — «одно из основополагающих для создания „Гражданской обороны“», и добавлял: «Я, в общем-то, именно оттуда родом».
Летов в нескольких интервью ставил Федора Достоевского на первое место в своем литературном топе.
Достоевский — мой любимый писатель. Он на голову выше всех (журнал «Периферийная нервная система», 1990 год).
Летов признавался:
Когда мне наступает очередной ***** [конец] (а это бывало весьма частенько), меня вытаскивали Высоцкий, Достоевский, Моррисон, Леннон, Боб Марли и прочие.
Введенский — любимый поэт Летова. Сам музыкант в своих стихах следует традиции ОБЭРИУ. А вот что он говорит про собственное стихотворение «Ночь» («Кролик мусолил капустный листок…») с альбома «Прыг-скок»:
Умопомрачительно и благодарно посвящается Александру Введенскому — поэту и соратнику.
Любимое стихотворение Введенского у Летова — «Потец», тема которого — «загадка смерти». «Потец — это холодный пот, выступающий на лбу умершего. Это роса смерти, вот что такое Потец».
Рассказ Хармса «Рыжий человек» Летов прочитал на альбоме «Чудо-музыка» другой, не менее известной, чем «Гражданская оборона», своей группы — «Коммунизм».
Песня «Красный смех» с альбома «Прыг-скок» группы «Егор и ************ [изумленные]», названная так в честь одноименного рассказа Андреева, широко известна.
Куда менее знаменит трек «Рассказ неизвестного» с альбома «Народоведение» «Коммунизма». Этот трек — цитата из андреевского рассказа «Он»:
Дело в том, что я почему-то умираю. Они все допрашивают меня, что со мной, и почему я молчу, и отчего я умираю. И эти вопросы сейчас самое трудное для меня и тяжелое. Я знаю, что они спрашивают от любви и хотят помочь мне, но я этих вопросов боюсь ужасно. Разве всегда знают люди, отчего они умирают?
Платоновский мир чрезвычайно близок Летову: обоих интересовали темы преодоления смерти, прорыва за пределы человеческого, объединяло их и сходное чувство языка. Летов, подобно Платонову, использовал синтаксические штампы, бюрократизмы, фигуры речи, которые обыгрывал затем в своих текстах с особой поэтичностью. Есть у Летова и Платонова и общие образы, например, песня «Заговор» — как будто переложение платоновской эстетики («все мы растем вовнутрь земли»).
Прямые цитаты из Платонова тоже фигурировали в треках Летова. По его словам, при записи одной из версий «Все идет по плану», нужно было создать «музыкально-звуковую анархию»:
Я нараспев читал свой ранний стих про панков, Манагер декламировал фрагменты из платоновского „Котлована“, а Кузьма страшно матерился, скакал по комнате и стучал по полу разными предметами.
На Бердяева Летов часто ссылается в своих интервью. Основополагающим для музыканта было бердяевское понятие свободы. Свобода по Бердяеву — это сила творчества, не свобода воли, не свобода выбора, но творческое созидание добра и зла:
Бердяев замечательно помыслил: „…для свободы можно и должно жертвовать жизнью, для жизни не должно жертвовать свободой. Нельзя дорожить жизнью, недостойной человека“.
Хотел я, по правде сказать, записать напоследок альбом… о любви. Давно хотел. И хотел я назвать его „Сто лет одиночества“. Это очень красиво и здорово. В этом очень много любви — „Сто лет одиночества“. Я уверен, что это и не Маркес сочинил. Все это и до него было. Вообще — все всегда было и будет — это знание. Оно кругом. Вот — в деревне за окошком. В коте моем, который на матрасике спит. Знание не принадлежит никому лично. Так же как и мои песни в высшем смысле не принадлежат лично мне.
Свое творчество Летов сравнивал и с садом расходящихся тропок (по одноименному рассказу Борхеса). Песня «Слепите мне маску» с альбома «Гражданской обороны» «Тошнота» названа так по одноименной строке английского поэта Дилана Томаса, которую, в свою очередь, Хулио Кортасар выбрал в качестве эпиграфа к рассказу «Преследователь». Летов даже мечтал снять кино по «Игре в классики» — книга была близка ему «и по духу, и по жизни», но потом решил, что к кино «нельзя подходить дилетантски».
Чтобы увидеть новость полностью, перейдите на полную версию страницы