На Colta вышел остросюжетный рассказ о том, как записывался альбом «Периферия», с которого начались уфимские проблемы и всесоюзная слава группы «ДДТ».
Единственным местом в Уфе, где в начале 80-х теоретически можно было записать рок-альбом, являлась студия Башкирского телевидения. За пару лет до описываемых событий молодой звукорежиссер Игорь Верещака записал здесь три композиции в исполнении «ДДТ» («Не стреляй» и две песни советских композиторов) для проводившегося «Комсомольской правдой» всесоюзного конкурса молодых исполнителей «Золотой камертон». В оставшееся студийное время музыканты «ДДТ» успели зафиксировать на пленке 16 песен Шевчука, получивших впоследствии известность в виде магнитоальбома «Свинья на радуге».
Последующие два года не было ни малейшего шанса для записи подпольных рок-групп. Поэтому зимой 1983-го Шевчук записывал свой следующий альбом в Череповце, а летом и осенью работал художником-оформителем в башкирских деревнях.
«Я как проклятый мотался по той самой периферии — делая то, что тогда называлось наглядной агитацией, — вспоминал впоследствии Шевчук. — Думаю, и сегодня я смог бы нарисовать Брежнева или Ленина даже с закрытыми глазами, но, надеюсь, больше мне это умение не потребуется. Попутно обдумывал новые песни — благо впечатлений хватало».
Большинство сочинений Шевчука представляло собой социальные зарисовки «текущего момента» в башкирском контексте — начиная от сатирического взгляда на Уфу и заканчивая периферийными нравами Черноземья: «Тут трактор пронесся, давя поросят. / В соседней деревне есть кир, говорят. / Всю ночь не смыкали в правлении глаз: / Пришел нам приказ — посадить ананас!»
Помимо аграрно-урбанистических зарисовок, посвященных смычке города и деревни, Шевчук написал несколько программных композиций, носивших характер гражданских манифестов: в частности, «Я получил эту роль», увенчанную лаврами всей подпольной рок-критики, и «Наполним небо добротой» — прочувствованный ответ на окуджавскую «Возьмемся за руки, друзья!».
Новая программа изначально создавалась Шевчуком в акустике — с потаенной надеждой на последующую реализацию ее основной части в электричестве. К тому моменту состав группы в очередной раз претерпел значительные изменения. Клавишник «ДДТ» Владимир Сигачев отрепетировал всю программу, сделал, как всегда, отличные аранжировки, но к началу сессии неожиданно скрылся из города. Гитарист первого созыва Рустем Асанбаев отошел от группы и записывал в подпольных условиях сольный хард-роковый альбом. Последним из могикан, оставшимся в «ДДТ» вместе с Шевчуком, был басист Геннадий Родин — человек, который в самом начале восьмидесятых собрал первый состав группы.
Из новобранцев «ДДТ» наибольшие надежды подавал Сергей Рудой — будущий врач-анестезиолог, по жизни — энергичный молодой человек с развитым чувством юмора и с нетипичным для барабанщика рок-группы кругозором. Поскольку в «ДДТ» всегда культивировалось коллективное творчество, Рудой с неподдельным энтузиазмом начал дополнять концепцию будущего альбома собственными изобретениями — особенно на уровне смысловой части и декламаций.
«После первых проб стало ясно, что Юра пытается выстроить цельный альбом с явным социальным подтекстом, — вспоминает Рудой. — Общую тематику работы определяло название “Периферия”, в котором была немалая доля сарказма. Шевчук любил повторять фразу о том, что на планете Земля не может быть периферии. “Луна — вот это периферия, — говорил он. — А на Земле самородки часто рождаются в весьма отдаленных от цивилизации местах”».
Голос Рудого звучит во вступлении к первой композиции, где на вопрос «Простите, а вы мне не подскажете, что это за город? Там, на горе?» он на аутентичном татарском языке отвечает: «Эх, мать твою! Это же Уфа!»
Предложив несколько фраз в качестве интродукции к «Периферии», Рудой и не догадывался, что со временем они (наряду с нестройным хором, исполнявшим «We all live in Ufa» в припеве первой композиции) станут одним из опознавательных знаков будущего альбома.
В мае 1984 года Игорь Верещака нашел способ этот альбом записать. Его звукооператорские смены на телецентре длились с 14 до 20 часов, а после восьми вечера студия теоретически была свободна. И Верещака решил рискнуть.
«Никто в здании Гостелерадио не знал, что там будет записываться “ДДТ”, — вспоминает Шевчук. — Верещака делал все это незаконно, на свой страх и риск. И мы пробирались в здание на цыпочках мимо спящего охранника».
Несмотря на то что вся аппаратура в студии состояла из старого пульта и двух одноканальных магнитофонов STM, для «ДДТ» эти условия казались раем. Вначале записывалась инструментальная фонограмма. Бас, барабаны и гитару писали на один канал и тут же их микшировали. Затем накладывали вокал, сразу же микшируя и его.
«Это был просто караул, — вспоминает Шевчук. — Сейчас подобный процесс даже трудно себе представить».
Технические сложности усугублялись еще и тем, что запас пленки был жестко лимитирован. Два рулона, выданных Верещаке на месяц вперед, исключали возможность каких-либо экспериментов со звуком. Поэтому пробных дублей фактически не было — после нескольких прогонов инструментальная подкладка записывалась с первого раза.
Музыкальная сторона альбома в сравнении с предыдущими работами «ДДТ» оказалась насыщена полными юмора и фантазии аранжировочными приколами — что было, мягко говоря, не очень характерно для творчества ансамбля. Относительный радикализм саунда давался не без борьбы: Верещака хотел, чтобы барабаны были более эстрадными и легковесными, но Шевчук настоял на их тяжелом и жестком звучании.
Исполненным сатирического драматизма гитарным интонированием блистал незаслуженно ныне забытый шедевр «Понедельник». Венцом всего стала сама композиция «Периферия», в которой остроумное вкрапление междугородних телефонных переговоров (периферии с центром и центра с периферией), стилизованных под рэп-речитатив, выглядело весьма свежо и неожиданно.
…Цейтнот, строжайшая конспирация (из помещения студии нельзя было никуда выходить) и сверхинтенсивная работа делали процесс записи чрезвычайно тяжелым физически. Всех участников этих ночных бдений спустя годы можно было бы смело наградить медалями «За боевые заслуги». Из-за отсутствия предварительных репетиций многие композиции выглядели достаточно сырыми и доводились до ума непосредственно в студии. Каждую ночь масса времени, сил и нервов уходила на настройку инструментов — неудивительно, что к концу каждой смены музыканты просто вырубались от усталости.
Под утро второго дня приглашенный на запись гитарист Рустем Ризванов от перенапряжения свалился спать прямо под рояль. Все знали, что Рустем крайне тяжел на подъем, но время давило, а на альбоме еще надо было зафиксировать повторным наложением несколько гитарных запилов. Когда Шевчук с Верещакой начали будить своего гитариста, Ризванов долго сопротивлялся и отказывался вставать — не до конца понимая, что именно происходит вокруг. «Достали, чуваки! Достали!» — сонно огрызался он.
«Ночью прошел весенний дождь, — вспоминает Верещака. — Воздух под утро был пропитан озоном, и небо выглядело удивительно красивым — смесь красного с синим. И тогда Шевчук, который в этом бессонном марафоне держался до победного конца, говорит: “Старик, давай запишем еще одну песню!” И на отдельную пленку мы записали не вошедшую в альбом композицию “Дождь”, которую Шевчук спел под аккомпанемент рояля».
Геннадий Родин (бас) и Сергей Рудой (барабаны)© Анатолий Войнов
На третью ночь всех участников записи ожидал неприятный сюрприз. Внезапно выяснилось, что данная смена — последняя, поскольку с утра в здании ожидались какая-то проверка и внеочередные рейды КГБ. К этому моменту группа успела записать лишь часть инструментальных болванок, а ни одна из вокальных партий еще не была готова. Кроме того, Шевчук не взял с собой в студию папку с текстами финальных «Частушек». Куплетов в «Частушках» было значительно больше, и на пленке оказались зафиксированы только те четверостишия, тексты которых музыканты смогли вспомнить в студии. В итоге частушки получились недопетыми, а получасовой альбом — незавершенным, обрываясь после одного из куплетов.
Также осталась нереализованной идея закончить альбом теми же звуками, что и в начале, а именно — ревом баранов и очередной монументальной фразой на татарском языке. Идея с баранами принадлежала Верещаке, который, проникшись сельскохозяйственным настроением первой композиции и, по-видимому, вспомнив мычание коров в «Двух трактористах», отыскал в фонотеке пленку с ревом стада баранов, записанную для нужд местного телевидения еще в 1968 году. Затем вручную, без помощи осциллографа, Игорь разбросал эти шумы по каналам.
Группе повезло лишь в одном. По чистой случайности в студии в этот день оказался хор Ольги Клявлиной, который планировалось записывать в качестве фонового эпизодического вокала (на двух первых композициях) совсем в другое время. Не менее случайно появился в студии в последнюю ночь и клавишник Владик Синчилло, который просто забрел на огонек и неожиданно легко воспроизвел «под диктовку» все сигачевские аранжировки.
Несмотря на отчаянный штурм и предельную мобилизацию сил, Шевчук физически не успевал наложить вокал на композицию «Периферия». Более того, и текст в ней был написан не до конца. Поскольку в студии появляться уже было нельзя, на четвертый день работы текст и вокал «Периферии» дописывались дома у Шевчука, в его ванной.
Музыкантам стоило огромного труда заставить Шевчука в нескольких местах смягчить наиболее крамольные фразы. К примеру, в оригинальной версии текста шла строка «Вчера парторг сошел с ума от безысходнейшей тоски». На все доводы о том, что за эту фразу можно получить от благодарных современников десять лет с конфискацией имущества, радикально настроенный Шевчук отвечал, что «из песни слова не выкинешь». Только после многочасового спора музыкантам удалось уговорить Юрия Юлиановича заменить «парторга» на «завклуба». Подобных примеров было немало.
Через несколько дней после завершения работы Шевчуку исполнилось 24 года. Друзья подарили ему несколько десятков катушек «Периферии», специально оформленных в виде коллажа из фотоснимков, сделанных во время записи альбома фотографом Анатолием Войновым.
«Юра опасался, что по этим снимкам можно будет распознать, где именно производилась запись, — вспоминает Войнов. — Поэтому впоследствии он просил меня ретушировать на фотографиях те места, по которым можно было идентифицировать студию телевидения».
Но, несмотря на все меры предосторожности, копия альбома вскоре попала в уфимское отделение КГБ. Шевчука с завидной оперативностью уволили с работы, вызывали «на собеседование» в обком партии, обком комсомола и непосредственно в КГБ, предупредив напоследок: «Еще одна запись — и решетка».
Затем все внимание сотрудники госбезопасности перенесли на поиски предполагаемых соорганизаторов записи. Как уже упоминалось, выбор у КГБ был небольшой. Не имея доказательств, они устроили Верещаке психологический прессинг — начиная от ежедневных росписей в журнале, фиксирующем время появления и ухода с работы, и заканчивая тремя выговорами «за нарушение трудовой дисциплины».
«КГБ всегда очень четко умел поставить человека в тупик, — говорит Верещака. — Если бы в тот момент за меня не заступились именитые башкирские композиторы, трудно представить, что могло произойти».
Когда в связи с усилившимся стремом Шевчук решил перепрятать оригинал, Верещака сказал, что отдал его на хранение в надежное место. Шевчук, подозревая, что оригинал уничтожен, злился и говорил: «Дурак, лучше бы ты его закопал!»
Все гонения на основных действующих лиц этой истории закончились тем, что Шевчук рванул из Уфы в Свердловск, а Верещака был вынужден уехать на несколько лет работать в Сибирь.
Имя звукорежиссера «Периферии» держалось в секрете около десяти лет. К примеру, в одном из интервью, датированном концом 80-х, Владимир Сигачев, несмотря на бурные перестроечные времена, наотрез отказался раскрывать «тайну записи» — под предлогом, что «в Уфе такого понятия, как гласность, не существует». Фамилия Верещаки впервые была обнародована лишь в 1996 году — в связи с переизданием фирмой DDT Records альбома «Периферия» на кассетах и компакт-дисках. Пластинки выпускались с экземпляра, сохраненного в свое время в Уфе человеком по имени Джимми и отреставрированного в Ленинграде Владимиром Кузнецовым.
В заключение отметим, что во время очередных гастролей «ДДТ» в Уфе в конце 80-х годов за кулисами встретились восходящая питерская рок-звезда Юрий Шевчук и вернувшийся из «ссылки» Игорь Верещака. «Ко мне подходил тот парень… звукооператор с телевидения, с которым мы писали “Периферию”. Просил прощения, — вспоминает Шевчук. — Признался, что сжег оригинал, когда начались эти таски по КГБ. Черт, до чего жаль — ведь идеальная была запись, с нее можно было бы сразу пластинку выпускать! Ладно, чего уж там. Руку подал ему: “Господь с тобой, старик”. Я всем простил сейчас. По-христиански».
Чтобы увидеть новость полностью, перейдите на полную версию страницы